– Весть о твоем возвращении пробудила демонов, таившихся во тьме соборов. Завоеватели мира ныне отправляются отсюда в Азию, Африку и Вест-Индию. Миссионерская поездка в Рим – это давно устарело!
– Устарело? – суровый аскет обрушился на своего павшего духом товарища. – Что же, пусть Европу пожирают религиозные фурии?
После всех пожаров и казней, – стоял на своем облачившийся в светский костюм монах, – люди будут зажимать себе уши, услышав имя Спасителя. Надобно публично отказаться от идеи вернуться туда и успокоить лондонский плебс и двор…
– Ни в коем случае! Ни за что! – Иван был решительным сторонником возвращения в Рим. А учитель молчал, глядя на них обоих с недоумением и пока неясным ощущением своей вины и даже унижения.
– Тебе бы, конечно, в Рим, – издевался щеголеватый. моиащек, – на свидание с генералом Муцием?
– Мне бы в северную Хорватию…
Иван отстаивал собственный план, который у него теперь почти созрел и вызвал интерес учителя, вдруг пробудившегося от гнетущих раздумий. В самом деле, уехать к князьям Зриньским, добрым знакомым, рыцарственным покровителям реформации… А нетерпеливый последователь спешил выложить все, рассуждая о походе на Рим с другой стороны, завершая недосказанное:
– Центр Хорватии переместился из Далмации на север, теперь он находится между Сисаком и Вараждином и твоим сеньско-модрушским диоцезом, примас. Оттуда мы могли бы вернуться в Сплит, нашу резиденцию…
– Будет болтать! – нетерпеливо прервал его Матей. – Лучше сразу положить голову на плаху, чем так рассуждать. Пора наконец отказаться от попыток взойти на Голгофу. Учителю надо принять кафедру в Кембридже или в каком-нибудь другом здешнем университете!
– Ловко ты, купчишка, взялся за дельце!
Друзья с семинарской скамьи испепеляли друг друга пылающими презрением взорами, а их старый наставник никак не мог выйти из состояния тяжкой нерешительности. Да, все было, как прежде: горячий и прямолинейный Иван, преисполненный глубокого негодования, нападал первым на избалованного, капризного и верткого «джентльмена», который, пресытившись придворными «амурами» и вкусив в полной мере мирской суеты, теперь собирался жениться на единственной дочери богатого купца, торговавшего с заокеанскими странами; он смотрел далеко вперед, этот Адонис, стремление к преуспеванию и благоденствию было у него в крови.
– Да, патер, я торгую, – не скрывая своего превосходства, подтвердил будущий зять лондонского купца. – И только такое занятие дает мне личную независимость. Как и нашему учителю, мне осточертело кривляться при дворе короля-папы на потеху и развлечение глупцам и невеждам. Подобные утехи вышли из моды. Широкая торговля и денежные операции гораздо вернее помогут избавиться от прогнившей иерархии, чем пушечная пальба и апостольские послания.
– Ты преследуешь только свои корыстные интересы, охотник за приданым… – бесновался Иван.
– Ну и что из того? Когда каждый станет преследовать свои реальные, земные интересы, тогда-то и наступи конец церковной мистике и папству. Очень давно мы давали обет бедности и послушания, а теперь вышло, что мы утратили свою свободу, перестали быть людьми, и бесстыдная каста автократов подчинила нас. Надо, чтобы каждый человек свободно распоряжался тем имуществом и собственностью, которые он приобрел благодаря своему труду и своей предприимчивости.
Тщетно пытался Иван понять своего лучшего друга, точно изъеденного туманом лондонских доков и пристаней, откуда уходили в плаванье корабли его будущего тестя. Товары и деньги, не укладывалось в голове Ивана, погоня sa прибылью… А христианство? Неужели купеческое хозяйство вовсе разрушит христианскую этику? А что, если купеческий зятек в щегольском камзоле, с часами на массивной золотой цепочке возвещает о наступлении эпохи скепсиса, олицетворяя предтечу мира дельцов, где нет места апостольской добродетели? Слепо верующий фанатик любой ценой пытался уберечь легкомысленного франта от коммерческих экспедиций в дальние страны.