– В них-то и заключается наибольшая опасность для святой церкви, – воскликнул патер Игнаций. – Они – еретики!
– Большая опасность, чем турки?
Иезуит не смел согласиться с этим в присутствии хранителей клисских заветов, и Доминис, искушенный дипломат, воспользовавшись заминкой, торжествующе закончил:
– Вот до чего мы, христиане, дошли – предпочитаем убивать друг друга, нежели турок. Вы правы, доктор, подлая политика Венеции в этих краях нередко вредит нашему народу. Но не сами ли мы затевали междоусобные стычки, порой даже пиратствуя, как, например, эти злосчастные ускоки? Сейчас самое важное – собрать остатки старой Хорватии, чьим примасом я являюсь по названию, а в будущем надеюсь стать и на деле, если вы меня поддержите.
Однако призыв его не встретил отклика за обильным столом. Заплывший жиром, багровый от прилива крови каноник Петр был увлечен бараньей ляжкой, заговорщически молчали архидьякон, патер Игнаций и бледнолицый доктор Альберти. Очевидно, в их тайных замыслах не находилось места для сановного пришельца. Мучительное молчание нарушил хозяин, на все лады расхваливая домашнее вино в античной амфоре, его цвет, букет и прозрачность. Только распаленный крепким напитком Яков продолжал с неутолимой ненавистью:
– Этого хотела бы и сплитская голытьба, им бы венецианских сеньоров посадить вместо нас, законных властелинов, им бы заключить перемирие, сукиным сынам, чтобы они могли со всеми торговать. Предательские ублюдки! Доносчики! Их старейшины нас, своих господ, обвиняли перед венецианским провидуром, будто мы сторонники кесаря и враги пресветлой Республики, мать ее сатанинская… Пройтись бы ускокским мечом по головам этих венецианских прислужников!
Он поносил горожан, ругал их якобы состоявших на службе Венеции старейшин, но топор его ненависти был нацелен и на архиепископа, в котором он также заподозрил слугу дожа, ведь недаром в свое время его винили ускоки. Сеньского беглеца сразила эта молва, догнавшая его и здесь, в равной мере безумная и неистовая. Но должен ли он оправдываться, пораженный в спину скорее эхом, нежели прямым обвинением? В любом его начинании искали дьявольского умысла, никто из пылких полемистов не хотел понять с таким трудом оберегаемой им независимости. Вот и теперь полный смертельной злобы взгляд Якова обжигал его: ты тоже, ты тоже… Невысказанное оскорбление пронзило душу. Не было сил больше держаться. Надо вырваться из тисков этих подозрений, надо заставить их нарушить многозначительное молчание!
– Призываешь сюда, дворянин, ускокский меч, – начал он, и в горле у пего заклокотало. – А что он принес Сеню? Черную пиратскую славу, морскую блокаду венецианцев, гарнизон императорских карателей, прибывших с одобрения папы… да, да, раздосадованный папа Климент Восьмой писал императору Рудольфу и мне, тогдашнему правителю в Сене, чтоб я стал посредником и укротил свое бодливое стадо. Упоминание о письмах папы ошеломило присутствующих, припомнивших, как тот же самый папа Климент VIII покинул их на произвол судьбы после венецианской блокады с моря и осады Клиса турками.
Вечным проклятием суждено нам бытовать между большими державами, – вздохнул хозяин, вновь наполняя, как бы в утешение, стаканы своих гостей. И злобный Яков, смешавшись, умолк. То, что этот нечистый дух на Сеня сообщил о своем посредничестве между папой, императором, дожем и ускоками, переворачивало все представления доктора Матии. Он выглядел совсем подавленным. Да ведь то была его заветная мечта, чтобы папа и король хорватов и венгров любили и оберегали своих верных и храбрых пограничников, а сейчас этот незваный гость вслух заговорил о том, что они и сами давно знали. И лишь патер-иезуит не позволил себя смутить. Окинув ледяным взглядом сотрапезников, он предостерег:
– Нам, недостойным, неведомы причины, коими руководствуется святой престол. Мы веруем в его непогрешимость. Святой отец вкупе со святыми орденами объединит верующих и поведет нас в последнюю битву против нехристей во имя нашего спасения и освобождения всех христиан.
– Единство под властью римского папы? – изумленно спросил архиепископ. – Вы знаете, преподобный отец, сколько христианских стран уже отделилось от святого престола, а стремления иезуитов, начиная с самого Тридентского собора, восстановить единство христианской Европы на основе примата папы лишь углубили раскол и в будущем угрожают еще более ужасными столкновениями. И у нас здесь все ничуть не менее запутано, чем в Чехии, Германии, Нидерландах, Англии, а может, стало даже потяжелее после нашествия османов. Если прежде мы делились между собой только на латинян и греков, то теперь к этому добавилось отуречивание…