– Опускайся на колени, Марк Антоний! – повелительно произнес генерал иезуитов Муций. – Перед тобой наместник Спасителя!
– Святой отец, он проповедовал сплитской черни, – поспешно заговорил далматинский иезуит Игнаций, – будто наместник господа есть дух просвещения, дух его безбожной книги.
Эти слова разожгли гнев столпов Ватикана. Патер Игнаций переплыл море, чтобы свидетельствовать против сплитского архиепископа. Первое его заявление произвело свое действие, и он собирался продолжить, но Оттавио Бандини, глава Священной канцелярии, остановил тощего фанатичного иезуита, напомнив о процедуре:
– Проклятая книга Доминиса находится перед нами, на судейском столе, вот оно, это сочинение «О церковном государстве»! После возвращения отступника из пораженных ересью стран я дал ему отпущение грехов при условии, что он сам тезис за тезисом опровергнет свое сочинение. Однако он не исполнил назначенной епитимьи.
– Вместо этого, – вмешался комиссарий Священной канцелярии, – он печатает здесь теорию приливов и отливов. Дух Люцифера! Тайны природы увлекли Доминиса, подобно Галилею, в адские бездны.
– Не вмешивайте Галилея! – строго произнес Урбан VIII.
– Когда пизанец прибыл сюда, – заметил хорошо информированный Оттавио Бандини, – святой отец семь раз давал ему аудиенцию.
– Прибыл ли он для того, чтобы помочь раскрыть всю глубину заблуждений Доминиса? – осведомился подозрительный комиссарий.
– Запомните, Галилей – добрый католик! – резко оборвал его Барберини. – Согласно его утверждениям, новейшая наука не касается возвышенной догмы. Исследование природы совершается на ином уровне и не затрагивает основ веры и морали!
Доминиканец униженно поклонился, а папа, выразив неудовольствие, вновь погрузился в молчание. Обрушиваясь на пизанского ученого, старого его подзащитного, римские ретрограды нападали на самого наследника святого Петра. Уступит ли он их нажиму? Маффео Барберини очень изменился с тех пор, как его голову украсила золотая тиара. Будучи кардиналом, слишком, по мнению Скальи, свободомыслящим и светским, он склонялся к теории о двух истинах, которая в какой-то степени давала науке возможность существовать рядом с возвышенной догмой. Галилей и Академия восторженно приветствовали его избрание, как начало ары научного процветания. И вот тебе на – ортодоксальная инквизиция быстро сумела заставить его организовать этот судебный процесс.
Ты счел более важным, – спросил Муций, – писать о пульсации моря, нежели выступать с опровержением своего проклятого «Церковного государства»?
– Я обнаружил кое-что новое, – заговорил Марк Антоний, и голос его звучал необычно глухо, – это сила взаимного влечения во Вселенной, между Луною и океаном… Мне показалось важным рассказать об этой силе… имея в виду различные заблуждения…
Он запнулся, не произнеся, однако, имени Галилея, чьи теории он опровергал в своем трактате. Однако сейчас, перед судом инквизиции, различия в их научных взглядах показались ему несущественными. Бандини не преминул напомнить, что пизанец объяснял приливы и отливы вращением Земли, и это также являлось ересью. Нахмурившись, папа по достоинству оценил лукавый намек, но на сей раз оставил его без ответа.
– Сатанинская природа, – вмешался комиссарий, – издавна привлекала любопытных своими тайнами, начиная от нагого тела женщины до бесчисленных звезд на небесном своде. Священные догматы ограждали верующих от падения. Марк Антоний разрушил ограду, дабы скатиться в адскую бездну. Сочинение этого Люцифера науки стало библией противников апостолического престола!
– Марк Антоний! – властно произнес папа Урбан VIII.
Шум голосов утих, взоры всех вслед за Верховным судьей устремились на обвиняемого. Доминис ступил вперед. В зале воцарилась благоговейная тишина, как во время папской мессы, когда, проклиная козни Люцифера, верные католики славили свою истинную веру. И автора знаменитой книги вновь охватили сомнения – может быть, пасть ниц перед понтификом?
– Ты слышал, в чем обвиняют тебя, – сурово, по сдержанно продолжал Маффео Барберини. – Ты не исполнил наложенного на тебя покаяния. Это – формальный повод для инквизиции призвать тебя к ответу… Ты должен оправдаться. Следовательно…
– Я могу защищать… – В голосе обвиняемого звучала неуверенность. – Я могу защищать основные положения своей книги…
Это заявление вызвало у присутствующих кардиналов злорадные реплики: «Пусть защищает! Значит, ничего не изменилось… Еретик стоит на своем!» Члены суда инквизиции спешили продемонстрировать свой ужас, радуясь в глубине души, что подсудимый не искал у них сочувствия. Сколь бы ни были неприемлемы для них его теории, им все же казалось неудобным пока посылать на эшафот человека, которого они сами заставили пасть ниц. Наверняка многих из них, помимо Скальи, привел в недоумение и напугал арест такого лица, как бывший примас Далмации, профессор Падуанского университета и советник английского короля. Но его слова, произнесенные сейчас здесь публично, рассеяли опасения курии, что он снова укроется за многозначными толкованиями догм; и, чтобы окончательно отрезать ему все пути к отступлению, Оттавио Бандини и комиссарий Священной канцелярии начали громогласно цитировать наиболее зловещие, по их мнению, фразы из его сочинения, лежащего раскрытым на столе. Скалья не спешил высказываться. Уж коль скоро его вынудили присутствовать здесь, он позволит себе выступить так, чтобы противостоять унижению несчастного. Попытка отмолчаться, уйти в сторону не удастся. «Дьяволом» назвал старого друга немецкий кардинал. А поскольку автор собирался защищать свою книгу, предательский ужин у Клесселя выглядел еще более позорным. Немец злился чувствуя себя здесь лишним.