– Ты первый отрекаешься, подлый…
– Дурак!
Воспитанники Римской коллегии в изумлении останавливались возле них, и вспыхнувшая было ссора утихла. Подлинное безумие кидаться друг на друга перед Римской коллегией, на глазах у противника! Отвернувшись от разгорячившегося друга, Матей взглянул на круглые часы на фасаде белого здания. Их большая стрелка завершалась острым наконечником, маленькая – трезубцем, и обе они бессменно перемещались среди цифр, показывавших неведомое время, которое никуда не двигалось, всегда неизменное и постоянное, какими были дни человеческой жизни, ограниченные кругом Зодиака. Юные иезуиты, корча презрительные гримасы, проходили мимо них, монахов нищенствующего ордена, а некоторые даже не таясь ругали их. Лучше владевший собой Матей потянул за рукав вспыльчивого товарища.
– Старый привратник говорил мне, будто ты ходишь к важным персонам и просишь у них помощи. Это, пожалуй, помогло бы учителю.
– Попытался было, – угрюмо ответил Иван, – да знакомые уклоняются, только и слышишь со всех сторон – самому б тебе поскорей унести ноги отсюда. Трусы!
– А к венецианскому посланнику попасть не удалось?
– Нет.
– Архиепископ был подданным Республики, как и мы, и его там весьма чтили. Венеция обязана оказать нам покровительство.
К послу Венеции им удалось проникнуть легче, чем могло показаться поначалу – ведь роскошный дворец снаружи охранялся солдатами. Францисканцы пользовались солидной репутацией в Республике, а знакомство с Сарпи, на которого они сослались в разговоре с секретарем, послужило отличной рекомендацией, поэтому вскоре их ввели в великолепную гостиную с большими окнами и множеством книг, где находился сеньор Пьетро Контарини. Увидев две неловкие фигуры, растерянно ступавшие по персидскому ковру, дипломат яростно вскочил с кресла:
– Так это вы, помощники Доминиса! Ловко же вы провели моего секретаря!
Гнев его казался таким неподдельным, что монахи испугались, как бы их тут же не вышвырнули на улицу, не спустили вниз по мраморной лестнице. Контарини запомнил их по Лондону, где, будучи чрезвычайным послом Республики, посетил однажды Доминиса, надеясь уговорить его не печатать рукопись Сарпи.
– Сослаться на покойного фра Паоло, у которого ваш хозяин обманом похитил рукопись, хорошенькое дело! Выпустив «Историю Тридентского собора», вы поставили Сарпи в затруднительное положение перед Римом, а вместе с ним и наш Сенат.
– Позвольте, сударь, – робко возразил Матей, – рукопись была получена не обманом и вышла под псевдонимом «господин Пьеро Соаве Полано»…
– …за которым любой мог угадать настоящее имя автора, тем более что сам Доминис в посвящении указал, что это сочинение его друга, видной персоны и государственного деятеля католицизма, у которого он силой отобрал рукопись, да, именно отобрал силой, и вот теперь он, Доминис, сей благородный друг, публикует ее под псевдонимом, дабы не навредить своему приятелю, черт побери! Появление «Истории Тридентского собора» чрезвычайно осложнило и без того напряженные отношения между Республикой и Ватиканом. И теперь вы осмеливаетесь являться ко мне на глаза! Фальсификаторы! Жулики! Дьяволы в монашеских одеяниях!
– Во-первых, – дрожа всем телом, заговорил Иван, ни одно слово в манускрипте Сарпи не изменено, поэтому, господин посол, вам не следовало бы называть нас фальсификаторами; во-вторых, учитель повсюду открыто выступал с проповедью своего учения, даже слишком смело, как вы однажды заметили в Венеции; и в-третьих, еще из Лондона к папе Григорию Пятнадцатому мы обратились с просьбой разрешить нам сбросить монашеские одежды, учитывая наши взгляды. А вообще, ваша милость, мы нигде не преступили обеты целомудрия, бедности и послушания!
Матей ожидал еще большей вспышки гнева и, возможно, даже пинка в зад. Однако, к его удивлению, Контарини вдруг стих. Раскрыв золотую табакерку, он принялся нюхать возбуждающее зелье, пальцы его с наслаждением сминали в шарик волокна табака. Ему доставляло удовольствие скрестить шпагу с достойным противником, и, лицемерно улыбаясь, он готовился загнать их в угол.
– Вот что я хочу вам сказать: папа Павел Пятый, да почиет он в бозе, здорово помучил меня из-за вас. Вы только посмотрите, отступники контрабандой проносят памфлеты через венецианскую границу, кричал он на меня, они создали в Венеции общество для распространения проклятых рукописей. Мне пришлось несколько раз торжественно заявить ему, что Республика конфискует все прокламации Доминиса, которые наверняка кто-то из вас доставил из Гейдельберга легкомысленному Бартолу, конфиденту архиепископа. Разве это, монахи, не контрабанда?