– Я искренне хотел, – Доминис пытался убедить Скалью в своей откровенности, – добиться, чтобы конклав рассмотрел мои тезисы и принял те, что направлены па благо церкви.
В душе инквизитор должен был признать, что Доминис больше взывал к католической церкви, нежели к англиканской или к немецким реформистам, хотя и немедленно попал в «Index libioram prohibitorum»[49] и был торжественно проклят святой конгрегацией. Отлученный вероотступник, однако, не порывал в Лондоне связи с родиной, и инквизиции пришлось основательно поломать голову над тем, как перехватить все его послания, памфлеты, книги и письма.
Это сокрушило отступника: проповедовать при легкомысленных европейских дворах и на ярмарках! Во время долгих путешествий ему пришлось сражаться с самым подлым противником, подстерегавшим за каждым углом, – с собственными сомнениями. Он не мог уже остановиться. Только вперед, всегда вперед, вот до этой самой башни, где, как предсказывал комиссарий Священной канцелярии, любой признает свои заблуждения. А сейчас, возвратившись назад, он заклинал:
– Меня привело в ужас единовластие королей, как некогда и пап, и я иначе взглянул на существо взаимоотношений между духовной и светской властью, что доказывается в моих последних дополнениях к книге «О церковном государстве»…
– Только и дела, – кардинал досадовал одновременно и на папу, и на его противника, – только и дела у Берберини, что задумываться над твоими теологическими дополнениями. Твои писания задели его как мужчину. Архиепископ Кентерберийский распространяет по Европе копия письма, где ты защищаешь папского ублюдка. Этого Маффео не простит тебе до конца дней своих.
– Мне налгали…
– Налгал тебе юный Барберини или нет, вовсе безразлично. Что бы там ни было, ты раструбил по всему свету о связи папы с Бьянкой Болонской. А трогать фавориток государей, Марк Антоний, опаснее, чем заниматься теологическими рассуждениями.
– Меня судят за эту сплетню?
– Господи, помилуй, он не может из-за этого осудить тебя. Но к его удовольствию, ты являешься воплощением всяческих ересей.
– Ты назначен произвести дознание.
– Ну и что же?
– Следовательно, не низкая месть руководит им. Он хочет по справедливости разобраться в моем деле.
Падший ангел горько усмехнулся наивной попытке своей жертвы вновь вознести его на прежний пьедестал. У него в душе не было больше трепета перед мессианской жертвой. Вкус грязи был отвратителен, но воспарить в неземные высоты оп более не мог. Познание совершилось, и после похмелья разом опустели сосуды с кровью мучеников. Он не желал больше тратить понапрасну мгновения быстро летящей жизни даже в роли глашатая вечной правды.
– Разве справедливо, что нас обоих бросили в эту крепость, чтобы обсуждать истины вероучения? Почитай он хоть каплю человеческий разум, он подыскал бы для подобных занятий какой-нибудь монастырь или школу.
– Здесь тоже своего рода монастырь.
Слишком поздно вечный скиталец стал осторожным и хитрым. Судорога отвращения перехватила горло Скалье, когда бывший свободолюбец принялся оправдывать своего тюремщика. Беспристрастный, нелицеприятный святой отец! Замок святого Ангела медленно и надежно лишал человека чувства собственного достоинства. Всякое искреннее слово между еретиком и его судьей было искажено лицемерием. Но кардинал не хотел отдавать автократу честь унижения Доминиса.
– Верно, здесь тоже своего рода монастырь. И нигде столь усердно не молятся во спасение грешников. В этих мрачных кельях извлекают истину раскаленными клещами с помощью колеса и испанских сапог. Ты и теперь утверждаешь, что святой отец справедлив?
– Он протянул мне соломинку спасения.
– За которую ты будешь держаться, стуча зубами?
И в самом деле, нижняя челюсть Доминиса дрожала, и он не мог подавить этой дрожи; воспаленный взгляд видел в признании единственную возможность избавления посреди подхватившего его бешеного потока. Скалью ожесточила эта новая подлость – решать вынуждали его, а пана оставался добрым и всепрощающим. Значит, Доминис надеется выйти отсюда, и его нужно избавить от этих иллюзий.
– Так просто, подобно Галилею, тебе не освободиться из Замка святого Ангела. И любому будущему читателю твоих сочинений не однажды придется краснеть за их подлого, подкупленного, развратного автора.
– Скалья!
– Ты хотел бы отречься сейчас от своих тезисов и притом сохранить чистой душу? Папа и Священная канцелярия повелели мне судить человека, человека как такового пойми!