Дед закашлялся и хватился за жбан, до краев наполненный квасом, но пить не стал, а протянул Варьке:
– Глянь-ка сюда, – попросил он внучку и провел ладонью над поверхностью жидкости, словно пену снял:
Из жбана на Вареньку глядело зеленоглазое создание, с хитрой как у лисички мордочкой сердечком, в обрамлении отливающих медью мелких завитков волос. Варя обомлела, и даже подмигнула в растерянности незнакомке – уж больно отражение было четким, почти как в зеркале. При этом красавица в жбане, тряхнула кудряшками и также лукаво подмигнула в ответ.
Ничего кроме ее собственного отражения в жбане быть не могло – так подсказывал Вареньке здравый смысл. Однако эти блестящие пышные локоны вовсе не походили на ее собственные морковного цвета редкие волосенки, забранные в растрепанный хвостик... Личико той, другой девочки не портили злосчастные веснушки – оно отличалось восковой кукольной бледностью.
– Хороша? – спросил старик.
Варя лишь шмыгнула носом. На всякий случай она проверила – на месте ли ее очки и косичка – но, увы, они никуда не потерялись. Значит, отражение принадлежало какой-то другой девице, и неизвестно как, вопреки всякой логике, угодило в заколдованный сосуд.
Дед провел еще раз рукой над жбаном, отгоняя невидимую мошкару: из недр сосуда на Варю смотрела веснушчатая и курносая ее собственная физиономия. Торчали в разные стороны взъерошенные, выбившиеся из-под резинки худые пряди и неровно остриженная челка. Хорошо еще изображение быстро потускнело, покрываясь рябью и пеной.
– Посмотрела, и хватит! – усмехнулся дед, – В зеркале только обман один. Надо глубже смотреть... На дно. В саму душу заглядывать...
– А что до друзей, – добавил дед, – Так, тьфу на таких друзей, – старик смачно сплюнул на траву, и Варенька даже зажмурилась, так ясно представила она, как из этой слюны расползутся в разные стороны черви, слизняки да головастики.
Однако вопреки россказням деревенской мелюзги, внутри колдуна никаких живых тварей не кишело. Или они не спешили его покидать... “Как колдун умрет, так из него полезут жабы да крысы, змеи поползут, вылетят вороны и мыши летучие”, – вещал нарочито загробным голосом долговязый сын священника, собрав вокруг себя разинувших рты малолеток: “Как они вылезут – надо их всех убить до единой, а если хоть одна тварь убежит, колдун опять в ней оживет” Ну, положим подобному вздору Варя не поверила, но от всевозможных историй про чертей, ведьм, упырей и оборотней страху набралась. “В одном таком тощем старике больше одной вороны не поместится”, – трезво рассудила она и успокоилась на счет дедовских внутренностей.
11. Ульяна. 1907 г.
Ульяна потерла ушибленное колено и заправила обратно под платок выбившиеся рыжие пряди. Вьющиеся мелким бесом волосы не желали чинно укладываться в гладкую косу. Глянула вдовушка украдкой в маленькое овальное зеркальце в медной вырезной рамке-подставке и вздохнула.
Хороша, эх, хороша… А толку. Ни счастья, ни любви. Видно, не достойна ведьма счастья. Одна радость, один свет в окошке – сыночек родненький. А так – куковать бы век одной.
Вся деревня шепчется: свела колдовка в могилу мужа. Да куда там сводить было, коль муж без всякой порчи был старый, да хворый. О покойном либо хорошо, либо ничего, но дурного о нем вспомнить было нечего. Старый и не любый, но все равно Ульяна была ему благодарна. Один пожилой кузнец-вдовец не побоялся заслать сватов к внучке чернокнижника. Когда уж и родня от нее отвернулась. Житья в родном доме не стало, по всему видно было, оставаться в девках.
Вот уж наградил любимый дед наследством – врагу не пожелаешь. И рада бы отдать – да никто не берет...
С тех пор как нашли ее утром спящей на кладбище, на 8-й день после похорон деда Касьяна, все вокруг порешили, что девчонку будто подменил кто. Как неожиданно появились, так и прошли разом у малышки приступы падучей. Больше по ночам Улька во сне не ходила. Но стали подмечать за ней соседи множество странностей. Явных иль надуманных.
Раз слетелось на хутор, куда вернулась после сороковин семья младшего сына Касьяна, всяких птиц лесных видимо-невидимо – сколько никто разом и не видал никогда. Облепили крышу дома, все ветки деревьев и кустов в маленьком саду, забор и калитку, а, кому места не хватило, уселись прямо на траву перед домом. Потом подхватились все разом и разлетелись прочь. Младшие детишки Прова утверждали, что овечек Ульке помогает пасти семейка зайцев, пока сама девочка отдыхает себе в тенечке или досыпает ранние утренние часы, уткнувшись в теплый меховой бок старой собаки. Правда, то была или нет – ни одна овечка все же не пропала. И раньше девка была нелюдимой, а теперь и вовсе перестала водиться с погодками-ребятишками. Однако любое дело в ее руках спорилось и ладилось. Даже в самое холодное дождливое или чересчур засушливое лето Улька из лесу с пустой корзинкой не возвращалась. Грибочки – все как на подбор, без единой червоточинки. А ягоды – не ягоды, красота такая, хоть бусы из них делай, яркие, сочные. Как ни возьмет с собой Пров дочурку на рыбалку, клев ему обеспечен. Словно сам водяной ему жирных карасей в мережки загоняет.