- Что ты не по погоде за грибами, кума - усмехнулась Улька, - Много ль набрала?
- Сколь набрала, того мне хватит, - буркнула Авдотья, - Чай не одними грибами сыты. Какие тут грибы, когда такая жара стоит, ни одной капельки с неба не пролилось.
- Завтра, прольется по утру, кума. Кто рано встает, тому бог дает - иди с утреца завтра по грибы, а не в полдень, авось и на сердце у тебя подобреет, что не зря комаров кормила.
- Черт с твоими советами, бесстыжая, - подперла бока руками Авдотья. Смотреть Ульке в глаза было неприятно до зуда в кончике носа. Уж больно издевательским казался взгляд молодой колдовки. Авдотья была немногим старше Ульки, и прекрасно осознавала, что давно утратила свою былую красу и привлекательность в глазах мужа. Поплыла в талии, отяжелела в ногах. И родила то всего двух детей, а грудь уже увяла и обвисла. Да и на лицо она никогда не была так светла и мила, как ведьма эта проклятая.
- Бабы бают, видали тебя на днях с моим Гришкой. Чего тебе от моего мужика надобно? – у Авдотьи уже все клокотало от негодования. Хороша ведь чертовка, даром что вдова и давно не молодка.
- Не дури, Авдотья. Сдался мне твой Гришка! - Улька поморщилась как от внезапной зубной боли. Староста последнее время пугал ее своими приставаниями. С тех пор как умер Семен, начал Григорий всячески искать встреч с одинокой вдовой. Однажды даже встретил по дороге к мельнице и попытался зажать ее в частом осиннике, дурной от возбуждения. Но в тот раз вылез откуда-то из густых зарослей малины медведь и рявкнул добродушно для острастки, оторвавшись от лакомства и выражая свое легкое недовольство. Так шуганулся незадачливый кавалер, что чуть в штаны от ужаса не наложил. А Улька хохотала до слез над трусливым ухажером. Гришка помчался не разбирая дороги куда-то через лес и вернулся домой с исцарапанной ветками рожей, и залепленным репейником зипуном. А медведь косолапой неспешной походкой побрел в более тихое место. После того случая староста на ведьму обозлился и долго избегал, а теперь вот снова взялся за старое. Ульке Григорий был противен, но жаловаться на него было некому. Дядьки давно от живущей на отшибе родственницы отвернулись. Приходилось Ульке самой выкручиваться, то отсмеивалась, а то и вовсе порчу навести грозила.
- Дело у меня было к Григорию. Как мужик он мне даром не нужен, - попыталась успокоить разъяренную бабу Улька, - Кузню выкупить хотела. Да он цену немыслимую заломил.
- Почто тебе кузня, - прищурилась старостиха, - Давно брошена стоит.
- Назарка подрастает, ему пригодится, - повела плечами Улька, - Обучится ремеслу, кузнец без работы никогда на деревне сидеть не будет.
- Знаем мы какому ремеслу ты его отправить учиться хочешь, - огрызнулась Авдотья, - а то не ведаем, чем всеселовский кузнец промышляет. Одной чертовки нам тут мало, еще один чернокнижник на нашу голову подрастает.
- Думай, что хочешь, а язык свой придержи, - тихо молвила Ульяна, - не ровен час отсохнет.
Авдотья злобно топнула ногой, плюнула под изгородь и вздернув длинный нос потопала в сторону деревни. Едва отойдя от хутора, она обернулась и прокричала:
- Так и знай, бесстыжая, будешь моего Гришку приваживать, я те красного петуха то по двору пущу. Посмотрим, какая из тебя ведьма!
Варька. 2000 г.
– Деда, – спросила Варенька, набравшись, наконец, смелости, – А правда это, что колдун может любым зверем или птицей обернуться?
Дед глянул на внучку искоса, так что дух у девочки захватило от собственной смелости. На тонких губах старика зазмеилась улыбка:
– Ну, любым – не любым, а может, – усмехнулся Назар.
– И волком? – обрадовавшись, что ее не отругали за любопытство, продолжила Варя свои расспросы.
Назар довольно ухмыльнулся, увидев, как заблестели глаза девчушки. Сейчас ее можно было найти почти хорошенькой.
– И волком. Отчего ж, волком нельзя? Хороший зверь – хитрый и сильный.
– А медведем? – Варя вспомнила про зверюгу с железными зубами и медными когтями.
– Это, чай, не Ефим про медведей болтает? – поинтересовался дед, и Варя трусливо смекнула, что сболтнула лишнее...
– Зря я ему ружьишко вернул, – хмыкнул Назар и зашелся в сухом старческом смехе, словно раскашлялся.