– Да не слушай ты, что говорят... Развлечений, других нет, вот и мелят языком. Никакая колдовская зараза к нам ни прицепится! Да и потом, какой колдун из рядового программиста? – рассмеялся Костя.
– А из агронома? – ухмыльнулась Света.
Варенька приложила к замочной скважине глаз – родители вовсю целовались. Опасность почти миновала. Уезжать девочке не хотелось, она с удовольствием провела бы здесь не то, что две недели – всю жизнь! Однако родители никак не желали оставлять щекотливую тему, и Варя вновь прислушалась.
– Без телевизора скучно, – вздохнула Света.
– Да, колдуну телевизор ни к чему, – ухмыльнулся ее муж, – Он и в ведре с водой все новости увидит.
– Я-то не колдунья, – обиделась на шутку Светлана, – Дурацкая деревня.
– Деревня-то чем не угодила? – изумился Костя, сорвав темную сливу с проникшей в окно и ломящейся от плодов ветки.
– Ну, что это за название такое “Пуньки”! Гадость, а не название...
Никаких гадких ассоциаций у Кости и он только недоуменно пожал плечами.
– Ты не думай, я твоему обожаемому деду смерти не желаю, – поспешила заверить его жена, – Но больно он у тебя доисторический. Не люблю я, когда он меня молодухой обзывает. И смотрит исподлобья, будто я неумеха какая. Я в деревне не родилась и в колхозницы-домработницы не подряжалась. Не привыкла в грязи копаться...
– Не в грязи, а в земле, – угрюмо поправил жену Костя, – Отпуск кончится – уедем. Мы люди подневольные. Может, в другой раз повидать старика и не придется... Плохой у человека характер – так и сразу “колдун”? И с чего ему людей любить? Дети поразъехались. Соседи сплетни разводят. А что на отшибе живет – так раньше многие на хуторах селились. Это сейчас его добром не поминают, а помрет – нас осудят, что старика бросили...
– Давай его в дом престарелых устроим? – пришла Светлане блестящая мысль.
7. Касьян. 1888 г.
Умирал старик тяжело. Да и в смерти покоя не нашел.
Все началось с того, что поставить гроб с телом Касьяна в церкви поп не разрешил. То ли побоялся, что демоны сотворят с внутренним убранством деревенской церквушки то же, что и в Касьяновой горнице, то ли посчитал раскаянье колдуна притворным. Но на похоронах присутствовать обещал, хотя бы за тем, чтобы окропить могилку святой водицей.
Траурную процессию преследовали одни злосчастья. Шесть дюжих деревенских парней несли гроб, и казалась им домовина с высохшим старцем непосильным грузом. Подставленное под гроб плечо немело, сводило от холода, будто на дубовых досках лежала огромная ледяная глыба.
Перед мостом налетел странный вихрь, вырвав у мужиков из рук гроб, подхватил покойника, как перышко, да и выбросил его на песок у самой воды. Рванулся к телу меньшой Пров – да вовремя скрутили его старшие братья – нельзя родным покойника касаться, не зря старик предупреждал – до девятого дня нельзя. То злой дух сыновью любовь искушает…
Трижды выбрасывало старика из гроба… Деревенские собрались уж поворачивать в сторону от кладбища. Не дело колдуна вместе с добрыми христианами хоронить. Но Касьяновы сыновья уперлись – деньги плочены, земля куплена, да и могила уже вырыта… Покаялся отец – а что демоны бесятся, так то поп виноват, уговор до конца не исполнил. Не стал покойника в церкви отпевать.
Хорошо ли, худо ли – Касьяна похоронили, но до девятого дня домочадцы вернуться на хутор не отважились. А дальше стали твориться вещи более чем странные. На следующий день умер новорожденный сынишка Галины, муж которой приютил семью меньшого сына колдуна - Прова. А днем пошли за клюквой соседские девушки, а, вернувшись, одной не досчитались. Искали маленькую Акулину мужики по всему лесу, а нашла девчушку на третий день после пропажи, рядом с кладбищем, пришедшая на могилку своего младенчика Галина.
А когда к девице и младенцу добавились молоденький подпасок и задранный медведем охотник, то деревенские почуяли, что в округе творится неладное. Все умершие, если не считать жертву медведя, имели выражение лиц самое что ни наесть блаженное, и не было никаких причин для их скоропостижной смерти, кроме двух крошечных ранок на шее – следа от укуса, будто змея ужалила…