— А? Да… Аласа. Ну, ваша богиня. Возможно, красивая. Хрен знает.
— Разумеется, она же величайшая из богинь! Дарует силы и красоту…
— А как она измеряет красоту?
— Эм… что?
— Ну, красота субъективна. Вот, например, у тебя золотые глаза с таким… крестовидным зрачком. Или тут правильнее сказать звездным? Неважно. А вот мне лично кажутся красивыми глаза с вертикальным зрачком.
— Но… это же ересь!
— У вас на планете есть другие животные? С другим зрачком?
— Ну, овухи. У них круглый.
— Ты будешь обвинять их в ереси из-за того, что у них другой зрачок?
— Ну… нет.
— Вот и у меня та же ситуация. Я считаю красивыми вертикальный зрачок. И как Аласа может сделать для меня что-то красивое, если мои интересы — за гранью её рамок красоты?
— Ну…
— При этом я все еще следую заповедям Аласы, не так ли?
Она замолчала. Долго что-то пыталась придумать, после чего молча забрала тарелку и тихо ушла. Интересно, опять пошла перечитывать священные книги, или подпишет указ о моей казни? Впрочем, неважно. Я хочу кое-что узнать. Собравшись и вздохнув, я смог скользнуть в то самое состояние, когда… я вижу изнанку. Как это еще объяснить? После чего взглянул на свои руки. Почему они светятся коричневым? Может, это и вызывает эффект сминания стали? А я могу перетащить это сияние дальше?
Свет легко отозвался на мои желания, и погас. Потом засияли ноги, и я начал медленно тонуть. Так вот как оно работает! Любопытно. Можно сбежать. Хм, сбежать сейчас или подождать? Нет, если меня решат казнить, то времени мало. А под городом должны быть канализации, так что не потеряюсь. Тем более, что я их вижу. Как полости в толще планеты. Какое это зрение полезное! Ну, поехали.
Нырок в землю был чем-то… обычным. Как будто делал так сотню раз. Разве что борода цеплялась за камни. Но вскоре я выпал из потолка канализации, чем изрядно напугал пару бомжей. Они куда-то убежали.
Так, какой план… По-хорошему, мне нужно поменять личность. Стереть Фисали, чтобы меня нельзя было найти. Хоть меня и могут опознать по шрамам… М, черт. Разве что устроиться каким-нибудь работником, прикинувшись алкашом. Или найти похожего на меня человека и занять его место. Интересно, почему я думаю об этом с таким спокойствием…
Ладно, и правда, стоит найти похожего человека. Тогда у меня будут документы, а значит, Инквизиция ничего не сможет мне предъявить. Хм, а что если найти похожего на меня преступника? Хотя нет, сидеть в клетке не вариант. Хотя было бы красиво. Нет, ищем обычного одинокого горожанина, и занимаем его место. Или просто бомжа. С своей бородой я буду довольно похож. Где там эти два кадра, которых я напугал?
/Эмели, ТЛ/
— Он лишь испытывает твое терпение…
— Ты сама говорила, что его душу хотят захватить демоны! Я спасу его, хочешь ты того или нет!
— Я твоя богиня!
— И что? Твои слова сейчас и твои заветы в книгах — разные вещи! Заветы — на бумаге, слова же лишь на ветру!
— Ты слишком своевольная.
— Я…
Эмели замерла. Действительно, когда она начала так яростно перечить богине? Всегда же были лишь мягкие перепалки, а тут такой спор… неужели она уже одной ногой за чертой?
Аласа мягко коснулась головы Эмели, и прошептала:
— Свобода пьянит, как вино. Однако если её слишком много… то можно умереть. Здесь нужно воздержание. Слова того еретика показали тебе свободу слова и свободу мысли. Эти два соблазна тянут тебя, как жаркий свет из окна. Однако этот жар лишь опалит тебя, не подарив радости.
— Я… прошу простить, богиня. Я была не права.
— Уныние…
— Эм, прошу простить! Я рада, что вы наставили меня на путь истинный!
— Другое дело.
Богиня скрылась из виду, пройдя сквозь стену. Эмели откинулась, не в силах начать очередную молитву. Свобода — жар, что опаляет… Но почему они не сгорели? Этот Фисали, а так же те тысячи людей, что подняли восстание?
Само восстание Эмели помнит смутно. Её заперли в храме и лишь передавали новости, но и они были ужасающими. Тысячи солдат в разной одежде, с разным оружием внезапно появились на улицах. Они стреляли всех, кто пытался им перечить. В их головах кипела ярость, поэтому на раненных они не смотрели. И если бы не работа инквизиторов, погибло бы еще больше. К счастью, защита королевского дворца справилась, так что правящая династия не прервалась.
После восстания Эмели смогла немного пройти по городу. Это… ужасно. Водостоки забиты трупами, из-за чего кровь течет по мостовым. Алые брызги заметны и на стенах. А уж про количество гильз, и дыр от попаданий и говорить нечего — городу потребуется пара месяцев, чтобы убрать следы бойни. А уж что говорить о людях… Эмели было больно видеть помертвевшие лица, причем не только еретиков и полицейских. Они знали на что шли. Но вот лица растоптанных детей, или застреленных старух… Это оставило на сердце святой большую рану.
В совокупности это событие унесло около сорока тысяч жизней. И надолго покалечило еще двадцать тысяч. И что-то подсказывало Эмели — это не последнее восстание в её жизни. Она увидит еще. Пока жив культ Свободы. Или пока жив Орден.
Всю ночь Эмели провела без сна. Она изучала древние манускрипты, попутно доучивая древний язык. Переводы, конечно, хороши, но они не могут передать тех оттенков и двусмысленностей, что хранил в себе оригинал. Более того, при переводе часть смысла могла потеряться лишь потому, что переводчик по какой-либо причине выбрал не то значение.
Например, вон, свежий томик, только-только вышедший из столичной типографии. Он является адаптационным переводом устаревшего рукописного издания перевода записей с золотых табличек заповедей. Да, текст прошел через четыре языка и несколько сотен лет истории. И держа в руках сами золотые таблички и сравнивая переводы, получается уже другой текст.
Эмели отвлеклась от мыслей об истории и вновь углубилась в чтение с таблички. Она искала ответ на тот самый вопрос: «Что, если красота заключена в другом?». Однако ничего нет. Сказано только, что Ану-аса (древнее имя Аласы) может подарить силу и красоту. А что за красота? Ведь сама Эмели недавно проповедовала на площади народу, и говорила, что красота бывает внешняя, духовная и характерная. Но про какую говорит заповедь?
Еретик прав. Эмели больно это признавать, но он прав. С точки зрения заповедей он — довольно праведный человек. Но все считают его еретиком, потому что… почему? Потому что так сказал Карп? Или богиня? Одно слово и все?
Не смотря на поздний час Эмели пошла к клетке. Стоит поговорить еще раз. Этот еретик задает очень волнующие вопросы.
В комнате с клеткой было темно. Внутри клетки не горели огни. Видимо, еретик спал.
— Эм, храни вас Аласа, простите за беспокойство…
Тишина. Эмели в недоумении наклонила голову и пригляделась. Нет, ничего не видно.
— Простите?
Звонкий девичий голос прошел по комнате раз двадцать, пока эхо не затихло. Однако… никакой реакции. Уже догадываясь, Эмели схватила спиртовой фонарь с пояса и зажгла его. Как она и ожидала, лежак был застелен, и никакого еретика в клетке не было.
— Сбежал. Он…
В клетке появился небольшой белый огонек. Огонек будто осмотрелся, после чего расширился, превратившись в девушку в белых одеждах. Эмели рефлекторно сложила руки в молитвенном жесте.
— Рада видеть вас, Аласа…
— Да-да. Вот видишь, к чему приводят разговоры с еретиками? Они не могут просто сидеть и ждать своей участи, не могут смириться с своей судьбой. Их постоянно несет на приключения, из-за чего они сами страдают. Смирись, Эмели. Он так и останется неотесанным болваном, сколько ты с ним не говори.
— Я…
— И еще. Я привела тебе твоего личного Паладина. Обучи его всему, что ему следует знать, и… отправь охотиться на еретиков.
— Привел…
Эмели только хотела уточнить, как услышала за спиной дыхание. Резко обернувшись, она увидела молодого парня с… круглыми зрачками и черными волосами. И хвостом. Он был одет в странную смесь платья и рубашки зеленого цвета, а в руках держал изогнутый стальной меч, с священными символами Аласы. Он горделиво провел рукой по волосам.