— Знать не хочу, на что ты их пустил, пусть это останется твоим секретом. У меня другой вопрос: где Иран? — теперь уже скривился я. Самый большой грех в моей жизни, опять всплыл наружу.
— Ну, насколько я помню из уроков географии, Иран находится между Ираком и Афганистаном. Более точного местоположения назвать не могу, потому что…
— ПОТОМУ ЧТО ЭТО СТРАНЫ БОЛЬШЕ НЕТ НА КАРТЕ! — Отец взревел так, что задрожали стекла, а порывавшийся было зайти Самойлов, резко вылетел из дверного проема, хлопнув дверью. — Тебе могут простить все, но не гибель ста тысяч человек. Ты понимаешь, насколько серьезную ты кашу заварил? Убийство такого количества людей- это вышка, по меркам законов любой страны.
— Так, не надо орать, сам меня только что упрекал в устраивании истерик. Меня удивляет слышать подобные заявления от человека, у которого руки по локоть в крови и более невинных людей. Тем более, если ты хорошо изучил материалы по тому делу, то ты знаешь, что там была крайне тривиальная ситуация: два клана что-то не поделили между собой и устроили небольшую химическую атаку друг на друга, попутно изничтожив всю правящую верхушку. Я как бы и не причем. К тому же, мне за это неплохо заплатили.
— Ты не понимаешь всю чудовищность поступка?
— А должен? В нашу программу подготовки это не входило, да и потом, этих людей трудно упрекнуть в невинности. Без них мир стал немножечко чище. Сейчас там находится военный контингент богоизбранных и думаю, жизнь в этой стране наладится, в скором времени.
— Вероятно, ты прав, но ты же понимаешь, что не все вопросы в этом мире решаются так. Не всех можно просто потравить газом и уйти с чистой совестью.
— Вот-вот и я о том же. Чиста ли твоя совесть, чтобы упрекать меня? — Мужчина напротив меня вновь тяжко вздохнул и, как мне показалось, слегка осунулся. Понимая, что он может надолго уйти в свои мысли, как это часто и бывало, я участливо коснулся его плеча, от чего он очнулся, слегка вздрогнув. Не смотря на все наши разногласия, я любил своего отца, и он тоже, только уж очень по особенному. В сущности, со стороны это казалось периодическими попытками меня убить.
— Так что же привело Железного Волка ко мне? — Я задал этот вопрос с усмешкой, поскольку даже мой не вполне здоровый разум напрочь отказывался придумать хоть один вариант того, с чем не мог справиться мой отец. И все же, чутье подсказывало мне, что явился он отнюдь не лясы точить.
— Есть в этом здании место, где нас точно не подслушают?
— Ну, после твоего ора уже все знают, что я сделал что-то не совсем законное, что может быть еще хуже?
— Так есть или нет?
— Есть одно, пойдем со мной. — Мы вышли в коридор под взгляд шокированного Самойлова и направились в правое крыло здания. Пройдя практически до конца, я открыл неприметную старую дверь при помощи отпечатка и мы зашли в мой кабинет. Пыль витала вокруг старинных приборов, а на столе одиноко лежала шариковая ручка, обычная ручка, сестры которой продаются в каждом канцелярском магазине. Я закрыл дверь, пока отец осматривал помещение с видимым замешательством. Он ожидал увидеть что угодно, но только не это, как я полагаю.
— Удивлен? Ожидал увидеть здесь нечто иное?
— В некотором роде, хотя и подозреваю, что это не весь сюрприз.
— Правильно делаешь. Альфред! — Справа от нас появилось изображение немолодого мужчины в костюме-тройке в выдержанном стиле. Он вежливо поклонился сначала мне, затем и отцу и учтиво, как и подобает профессиональному дворецкому спросил.
— Чего изволите, сэр?
— Будь добр, приведи это место в порядок и налей нам что-нибудь выпить, покрепче. Чувствую, разговор будет долгий и не особенно приятный. — В тот же момент вся бутафория начала уходить в стены и появились привычные мне колбы, пробирки, электромагнитные ловушки, дроны и, конечно же, оружие. Десятки видов, начиная от армейских ножей и заканчивая вихревой пушкой — вершина инженерного искусства. Оружие, созданное для того, чтобы переломить ход любого сражения. При помощи генератора хаоса, она могла создавать искривление не только пространства, но и времени. Для этого оружия не существовало понятия констант, поскольку одним легким движением можно было изменить их, что делало само ее существование катастрофой для существующего порядка вещей. Когда перестройка помещения закончилась, в центр комнаты выдвинулась пара футуристичного вида кресла из анатомического геля и столик, на котором по бокалам был разлит виски, стоимость бутылки которого была равна годовой моей зарплате в университете. Я достал из коробки в столе сигару и пепельницу, медленно принюхался к аромату хорошего табака и прикурил ее от бензиновой зажигалки. Не спеша, набрав клубы дыма в рот, посмаковал вкус и выпустил кольцо в воздух, все так же не торопясь отхлебнул виски. Куда бы не зашел наш разговор, в данный момент меня ничто более не волновало, как кольцо, которое растворялось в воздухе, затягиваемом вытяжкой. Йохан хмыкнул, подхватил бокал и сигару и присел в мягко спружинившее кресло, повторил мой маневр. Несколько минут мы сидели, наслаждаясь алкоголем и табаком в том самом молчании, которое говорит подчас больше любых слов. Все прочее отодвинулось на второй план, и были только два человека, чертовски уставшие от этого мира. Впрочем, и мир, окружавший нас, казалось, получил блаженный отдых. Через некоторое время отец допил виски одним глотком и начал.
— Нас точно никто не слышит?
— Я в этом абсолютно уверен. Система стоит в режиме активного подавления сигналов как извне, так и внутри комнаты. Все что ты скажешь здесь, буду знать только я и Альфред.
— Я откровенно говоря ему не очень доверяю. Он все таки машина и его можно взломать.
— А человека можно запытать так, что он выдаст все тайны. Последний идиот, который пытался взломать протоколы Альфреда сейчас сидит в Гуантанамо в приятной компании специалистов из ЦРУ. Знаешь, я все чаще и чаще жалею, что не подарил ему творческий компонент раньше. Мы бы столько всего натворили.
— Так, то есть ты хочешь сказать, что сейчас мы находимся в одном помещении с ИИ с уровнем опасности Бета-4 наделенный творческим компонентом?
— Ну в целом да. Я так понимаю, что сейчас будет долгая лекция, почему этого нельзя делать, что мы и так одним своим существованием поставили этот мир на колени и прочее, прочее, прочее.
— Можно я просто скажу, что ты крайне неосмотрительный товарищ, и мы перейдем к делу. Мне нужно, чтобы ты кое-кого привел живым ко мне или к моему нанимателю. И да, нужно все сделать очень тихо, без лишнего шума.
— Пятьсот.
— Что пятьсот?
— Пятьсот тысяч евро, половина авансом плюс расходы оплачиваются отдельно.
— Ты хочешь содрать полмиллиона евро с родного отца?
— Но-но, за кого ты меня принимаешь? Я сказал, пятьсот тысяч плюс расходы. За мертвого я бы взял всего двести. С учетом специфики твоей работы и того, что никого другого вы не нашли, то наша цель не так проста как кажется.
— Хорошо. — Такое быстрое согласие мне не понравилось. Я почувствовал, что мне кинули на деньги, особенно в тот момент, когда на столе оказались пять стопок новеньких евро, перемотанных банковской лентой.
— Надо было просить миллион.
— Надо было, но ты даже не узнал, в чем дело. Крайняя неосмотрительность.
— Ты сам меня учил, что труд должен оплачиваться, а жадность караться. — Я хотел себя придушить, но за меня это начала делать моя зеленая подруга.
— Тоже верно. Итак, — он снова огляделся вокруг, пытаясь обнаружить прослушку, взял еще один бокал с виски и начал, — как ты знаешь, я некоторое время работал на ЦРУ, где занимался тем, что обыватели до недавнего времени называли сказками или научной фантастикой.
— Это я прекрасно помню, меня же заставили подписать бумаги о неразглашении.
— Так вот, в середине десятых годов, мы проводили исследования свойств звукового гипноза и контроля. Это был сверхсекретный проект, который на нас спустили из пентагона. Суть в том, что в отличие от ранних экспериментов, это было очередной идеей создания суперсолдата. В итоге, у нас получилось настолько хорошо, что он сбежал от нас. Твоя задача будет его найти и доставить в условленное место.