— Ах! — тихо воскликнула Сандреза. — Как вы жестоки. Вы убиваете меня. Мне дурно. — Пошатнувшись, она закрыла глаза и медленно опустилась на пол.
— Очнитесь! Не умирайте! Прошу вас! Я приведу к вам Базиля. Вы слышите?
Веки Сандрезы дрогнули.
— Вас зовут… Базиль Пьер Ксавье Флоко? — спросила она склонившегося над ней Базиля.
— Вы ошиблись, сударыня, — улыбнулся ей Базиль. — С вашего позволения, меня зовут маркиз де Бук.
Так волей судеб Базиль Пьер Ксавье Флоко освободился от своего добровольного затворничества в лавке ростовщика и встретил женщину, которую полюбил.
Они часто встречались. Базиль чуть ли не ежедневно приходил к дому, где его ждала Сандреза.
…В тот роковой день Сандреза узнала Базиля, как всегда, ещё издали. Но что это? Из переулка наперерез ему вышел человек, при виде которого у Сандрезы от ужаса перехватило дыхание. Она узнала в нём лучшего фехтовальщика Лувра, скандалиста и дуэлянта лейтенанта Поля де Шарнэ.
В просвет между листьями плюща Сандреза хорошо видела, как они приблизись друг к другу. Томительно проползла минута, вторая, а они всё о чём-то говорили.
Потом мужчины сбросили плащи, отступили на несколько шагов и вытащили шпаги. Послышались удары, и на острых лезвиях шпаг заблестели отсветы солнца.
— Боже! Боже! Боже! — шептала Сандреза, едва сдерживаясь, чтобы не закричать. — Помоги ему, боже! Будь справедлив.
Лейтенант Поль де Шарнэ легко прыгал вокруг Базиля. Базиль скупыми движениями спокойно парировал удары, лишь изредка перекладывая шпагу из одной руки в другую. А Сандреза чувствовала, что надвигается беда.
И вдруг звон стали неожиданно смолк. Сандреза ещё не поняла, что произошло, а горло уже само вытолкнуло крик. Сверкнула шпага лейтенанта, Базиль упал, потом, скорчившись, повалился набок и откинул левую руку.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Великое огненное чудо
На Гревской площади семь огромных поленниц ждали, когда палачи поднесут к ним огонь. На столбах, привязанные цепями, висели грешники, живые и мёртвые. Среди них было подвешено и чучело. Потому что любого смертного, если его приговорили к сожжению, сжечь должны были непременно. Хотя бы и в виде чучела.
— Смерть им! — вопила толпа в тысячи глоток.
Когда на Гревской площади вспыхивали костры, парижские мальчишки вылавливали по всему городу кошек и, завязав их в мешок, волокли сюда. На этот раз их было немного— то ли подлые твари, чуя приближение праздника, попрятались по чердакам и подвалам, то ли вообще оскудел славный город Париж…
По площади волнами прокатился гул. На высоком постаменте, обтянутом зелёной материей, вяло опустился в зелёное кресло под зелёным балдахином король Карл IX.
Придворные дамы и кавалеры, стоявшие за спиной короля, изысканно переговаривались и скользили взглядами по толпе.
Екатерина Медичи зябко куталась в меховую накидку и позёвывала в кулак.
Король скучал и грыз ногти.
Сначала на эшафот поднимались приговорённые к самым лёгким наказаниям — к заключению в тюрьму, к ссылке на галеры, сечению кнутом… Дружно свистели над площадью кнуты, со вкусом и удовольствием обрабатывая обнажённые тела.
И в каждом из этих несчастных Жоффруа Валле — в такие дни он обычно стоял на площади — видел себя. Вместе с преступниками проходил все наказания, от самого лёгкого до самого сурового, и возвращался домой разбитым и опустошённым.
— Смилуйся над ними, святая мадонна, — бормотал Жоффруа, морщась от злого щёлканья кнута. — Дай им сил, упокой их души.
Даже коты в мешке вызывали у Жоффруа физическое ощущение боли. Словно его самого сунули в мешок, чтобы тоже бросить в огонь. Откуда такая варварская жестокость? Твари-то неразумные в чём повинны?
…Ворам отрубили уже правые руки, а еретикам — и руки, и ноги, а напоследок — голову. Готовился заключительный акт спектакля: в последний раз проверяли состояние тех еретиков, что были присуждены к сожжению живыми. Вместе с ними предстояло сгореть и чучелу Базиля, ради которого стоял сегодня на площади и ростовщик Раймон Ариньи.
Весть о гибели Базиля на поединке он узнал от Сандрезы.
— Базиль погиб, — сказала она. — Но я пришла, чтобы сообщить вам, что он жив и невредим. Он просит вас помочь ему в одном небольшом деле.
Вот оно чем обернулось! Базиль, как всегда, шутил. Он хотел превратить в шутку даже собственную смерть. А Раймону, как всегда, предстояло его шутки оплачивать.