— Но я желаю, чтобы тот человек жил, — прошелестел Карл бесцветными губами. — Я обещал.
— Вы обязаны думать прежде всего о себе и о судьбе Франции. Скажите маркизу, что вы не можете выполнить его просьбу.
— Но я уже… — попытался воспротивиться Карл.
— Скажите маркизу то, что сказала я.
— Мне жаль, маркиз, — пробормотал король. — Я бы с удовольствием. Но я устал… простите меня…
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Цена фамильного бриллианта
За бриллиант, который Базиль вновь принёс Раймону Ариньи, ростовщик пообещал сделать невозможное.
— Твой Жоффруа Валле обретёт свободу, — заверил он.
Раймон Ариньи сдержал слово. Он провёл операцию по спасению Жоффруа Валле быстро и чётко. Одиночная камера, где находился Жоффруа Валле, распахнула перед ними двери.
— Ты свободен, — сказал Базиль. — Мы пришли за тобой. Скорее.
…Легко понять чувства приговорённого к смерти. Когда в замке поворачивается ключ и скрипят несмазанные петли — кто может идти к осуждённому? Естественно, палач или священник.
И вот заскрипела дверь. Распахнулась. И на пороге показался… Базиль Пьер Ксавье Флоко.
— Скорее, Жоффруа! Мы пришли за тобой.
Жоффруа не поверил. Он отступил перед видениями и упал лицом в соломенный матрац.
— Жоффруа! — кинулся к нему Базиль. — Это я — Базиль. Нам нельзя терять времени. Быстрее!
— Анжелика знает? — первое, что спросил Жоффруа, начиная верить в реальность происходящего.
— Я боялся преждевременно обрадовать её, — ответил Базиль.
— Помочь вам собраться? — предложил Раймон.
— Что мне собирать? — улыбнулся Жоффруа. — Какие у меня вещи!
— Так бежим.
Они бросились к распахнутой двери. Охранник услужливо уступил им дорогу. Сзади хромал Раймон. И вдруг, уже в коридоре, Жоффруа остановился.
— Погодите!
— Что? — спросил Базиль.
— Погодите, — повторил Жоффруа, — я, кажется, не смогу просто так уйти отсюда.
— Что-нибудь с ногами?
— С совестью, — сказал Жоффруа. — Я обязан вернуться в свою камеру и публично сгореть на костре.
— Почему?! Что ты говоришь?!
— Что стоит истина, если за неё нельзя умереть? Человек, если он борется за истину, должен уметь отказаться и от житейских благ, и даже от самой жизни.
— Можем ли мы что-нибудь сделать для вас? — спросил Раймон.
— Рубашку, — тихо проговорил Жоффруа. — Если бы можно было, каждый оставшийся день — свежую рубашку.
— Что ещё? — сдерживая спазмы в горле, спросил Базиль.
— У меня не поворачивается язык.
— Что?
— Я бы хотел попрощаться с Анжеликой. Понимаю всю дикость просьбы, но очень хочется последний раз увидеть её. Хотя бы на мгновение.
— Как ты думаешь, Раймон, — спросил Базиль, — это возможно?
— Думаю, что организовать свидание легче, чем организовать побег.
И, как всегда, он выполнил своё обещание.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Казнь
Все мы когда-нибудь отправимся к праотцам. Не сегодня, так завтра. Что же тогда печалиться?
Так всегда казалось Жоффруа. С этой мыслью он писал книгу, с этой мыслью готовил себя к неизбежному концу. Но когда смерть подступила вплотную, вдруг оказалось, что умереть завтра значительно справедливей, чем сегодня.
Он осознал эту жуткую истину ранним утром в день казни.
За окном камеры было ещё темно, на чёрном, затянутом хмарью небе не проглядывало ни единой звезды, когда за ним пришли.
Свежая рубашка обняла плечи, но пуговицы никак не желали попадать в петли. Грудь наполнилась болшк. Словно душа обрела когти и упрямо рвалась наружу. Что-то сплелось ю клубок и выло и царапалось, пытаясь вырваться наружу. Жоффруа догадался: кошки, которых мальчишки на праздник святого Михаила завязывают в мешок и бросают в костёр на площади. Сегодня ошалевшие кошки бесновались в нём, в Жоффруж Валле.
…Но на улице было совсем не холодно, даже в одной рубашке. Это хорошо, что он умирает в чистой рубашке! А какой изумительно вкусный снег! Как волшебно тают на губах снежинки…
…Эта двуколка запряжена ослом для него? Почему ослом? Ах, да! Встать коленями на рогожу? Хороню, что на рогожу. Могли поставить и на голые доски. Он не выдержал бы на голых досках. Ехать далеко. И весь путь на коленях…
…Тряско вскидывает повозка. Больно коленям. Рогожа — не пуховая подушка. Снег падает и падает. А свеча не гаснет. Почему столько народу на улицах? Провожают его? И крестятся, словно провожают покойника. Очень у нас любят провожать покойников.