— Деньги?! — взревел отец Жан-Жака Люсьен Ледром, который только что, усталый и раздражённый, вернулся домой. — Какие к дьяволу деньги? Да лучше бы вы убили этого мерзавца, чем приводить его ко мне. Нет у меня денег! А коль вы на месте не прикончили стервеца, то теперь это сделаю я сам. У меня давно на него руки чешутся.
Нужно же было случиться, что когда Люсьен Ледром с кухонным ножом гнался за своим сыном Жан-Жаком по улице, навстречу им шёл тот же самый чудак в огромном берете.
— Сколько просит за побитые горшки горшечник? — поинтересовался он. А узнав сумму, возмутился тоже: — Вы правы, он определённо жульничает. Там было разбито значительно меньше. Разрешите, я сам рассчитаюсь с горшечником. У вас, вероятно, сейчас трудно с деньгами, месье… простите, не имею чести знать вашего имени.
— Люсьен Ледром, — сказал отец Жан-Жака и спрятал кухонный нож.
Так Жоффруа Валле подружился с маленьким Жан-Жаком.
— Небось интересно бить палкой чужие горшки? — спросил он у мальчишки.
— Смеётесь, сударь, — возразил Жан-Жак.
— Зачем же ты их бил?
— Так ведь горшечник — гугенот. Почему он не ходит к мессе? Гугеноты против Христа, веры и короля.
— Вовсе они не против Христа, веры и короля, — возразил Жоффруа. — Они, вопреки издавна установившимся представлениям, считают, что во время причастия хлеб и вино в руках священника не на самом деле превращаются в тело и кровь Христа, а лишь символически. И потому в знак протеста не ходят к причастию. Понимаешь?
— Не-а, — признался Жан-Жак. — Не понимаю. А за такие слова, что вы говорите, если кто услышит…
— Испугался? — спросил Жоффруа. — Мысль, если она нова, частенько кажется большинству людей кощунственной и страшной. Я не гугенот, но считаю, что гугеноты умнее католиков, от которых они отделились.
То, о чём рассказывал Жоффруа Валле, было слишком сложно для Жан-Жака. Так сложно, что не укладывалось в его сознании. Что там католики и гугеноты! Оказалось, что Земля, Луна и Солнце — космические тела, которые вращаются в мировом эфире. Звёзды тоже космические тела. Обо всём этом люди знали уже и две, и три тысячи лет назад, а Жан-Жак услышал впервые. Оказалось, почти полторы тысячи лет назад в Древней Греции жил великий учёный Клавдий Птолемей, который доказал, что все звёзды и планеты находятся во вращательном движении. В центре нашей системы находится Земля, а Солнце, Луна и другие планеты вращаются вокруг неё.
— Это правда? — в восторге выдохнул Жан-Жак.
— Полторы тысячи лет считалось чистой правдой, — сказал Жоффруа. — А недавно в Польше умер другой учёный, Николай Коперник. Он пришёл к выводу, что Птолемей ошибся. В центре нашей системы, по мнению Коперника, находится Солнце, а Земля вращается вокруг него.
— И что? — в совершеннейшем потрясении спросил Жан-Жак.
— Когда-то убивали тех, кто присоединился к учению Птолемея, — сказал Жоффруа Валле. — Теперь начнут убивать тех, кто следует за учением Коперника. Люди никак не могут понять, что нетерпимость к чужой мысли, к желанию пересмотреть устоявшиеся взгляды — самое дикое качество. Бог наделил нас разумом, умением думать. Но умение думать — это способность каждого оценивать окружающий мир по-своему. Кстати, знаешь ли ты, чем ты думаешь?
— Ясно, знаю, — сказал Жан-Жак. — Как и все — сердцем.
— Нет, мой юный друг, — возразил Жоффруа, — ты заблуждаешься. В той же Древней Греции лет за пятьсот до Птолемея жил великий Аристотель, он и сказал, что человек думает сердцем. Люди не сразу, но поверили ему. И две тысячи лет повторяли то, к чему привыкли. Но вот, уже в наше время, врач Андреас Везалий доказал, что человек мыслит головой, а сердце предназначено для того, чтобы перекачивать кровь.
— Да бросьте вы! — изумился Жан-Жак. — Расскажу мальчишкам, никто не поверит. На смех поднимут.
— Головой, головой, — подтвердил Жоффруа. — Аристотель был гениальным философом. Но даже гении ошибаются.
До всех этих событий Жан-Жак неплохо знал свою улицу да несколько соседних. Теперь перед ним распахнулся весь мир. И помог ему человек по имени Жоффруа Валле, в поисках которого Жан-Жак шнырял сейчас по рыбному рынку.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Слабоумный в берете
В детстве Жоффруа подавал большие надежды, умиляя родителей незаурядными способностями, поразительным здравомыслием и стремлением говорить правду.
— Мама, — говорил трёхлетний малыш, — я испачкал свою курточку.