— О! — с едкой иронией отзывалась она на все его пылкие признания.
И тогда он написал ей письмо. Такой косноязычный при встречах, капитан в своем послании раскрылся неожиданно. И ей показалось, она угадала, в чем дело. Встречаясь с ней, капитан попросту терял дар речи. В письме Жерар де Жийю оказался красноречивым до неистовства.
То было удивительное послание. Она задыхалась, читая его. В груди неотесанного грубияна и циника трепетало благородное, мудрое и нежное сердце. Строки, написанные крупным ученическим почерком, без поправок и помарок, напоминали шеренги солдат, идущих на приступ крепости. И сквозь гулкий топот шеренг пробивался властный голос полководца, полный высокого ума и небывалой страсти.
Вот что написал ей в том письме капитан Жерар де Жийю.
«С тех пор, дорогая, как я впервые увидел Вас, мир наполнился для меня новым содержанием и расцвел новыми красками. Если бы мне сейчас пришлось умереть, я бы умер с неохотой в тысячу раз более сильной, чем до того момента, когда узнал, что в этом мире существуете Вы. Но если бы мне сейчас посчастливилось умереть за Вас, я бы умер в тысячу раз охотней, чем до встречи с Вами. Вы сделались для меня центром мироздания, центром всех страстей и желаний. Вы стали для меня символом истины. Потому что истина — это прежде всего красота. Все истинное красиво и все красивое истинно. Вот образец, сказал я себе, по которому ты должен сверять свои мысли и поступки.
Спасибо Вам, что Вы встретились мне. Спасибо, что помогли освободиться от скверны и совершить то, что еще вчера мне было не по силам. Ваш образ, Ваша духовная красота помогут мне подняться еще выше, пойти туда, куда раньше я иногда, в минуты особого прозрения, лишь робко проникал мыслью.
Не пугайтесь, мне ничего от Вас не нужно. Я не мог удержаться, чтобы не сказать Вам о своем чувстве, но я ни о чем не прошу Вас. Для меня существует лишь тот человек, который умеет отказываться. Ребенок — от конфеты, юноша — от удовольствий ради познания наук, зрелый муж — от земных благ ради высокой идеи, солдат — от собственной жизни ради победы. Вы — чудо из чудес! Высшее из встретившихся мне земных благ. Но я вынужден отказаться от этого блага, зная, что могу принести Вам только горе.
Я люблю Вас, Сандреза. Я живу только потому, что люблю Вас. Я пришел в этот мир потому, что люди любили и до меня. Любили и искали истину. Я перенял их опыт любви и передам его дальше в века. Великая любовь требует великого подвига. Если мне предоставится возможность совершить его, я его совершу. Ради Вас. Ради любви. Ради истины».
Подозревала ли когда-нибудь Сандреза, что в словах может таиться столько силы и чувств.
— Вы прекрасны, как майская роза, — пробасил при очередной встрече капитан.
И Сандреза ответила ему:
— Здравствуйте.
— Ну! — расцвел он в улыбке. — Это вы небось потому, что получили мое письмо. Я могу и не такое написать. Вы еще плохо меня знаете.
— Но когда мне было узнать вас? — возразила Сандреза. — Вы всегда так торопитесь, что не можете уделить несколько минут даме, которая давно жаждет познакомиться с вами ближе.
— Да ну! — обрадовался капитан.
— Почему бы вам не пригласить ее на прогулку, — продолжала она, — или назначить ей свидание.
— Да когда угодно! — воскликнул капитан.
Встреча не принесла Сандрезе радости. Сердце, которое столь восторженно билось при чтении письма, при свидании испуганно сжалось. Между письмом капитана и самим капитаном лежала пропасть.
— Вы все-таки взгляните в окно, — настаивала Сандреза. — Этот чудак со шпагой мне нравится.
— Убью, — просопел капитан, уводя Сандрезу от окна. — Всякого, кто вам понравится, я прикончу, как собаку.
— Но если вы меня и впрямь любите, — вновь увернулась от него Сандреза, — то поклянитесь, что к человеку, который мне приглянется, вы не притронетесь и пальцем.
— Еще чего! — фыркнул он.
— Тогда прощайте.
— Нет! — испугался капитан. —Не уходите! Я согласен!
— Так клянитесь же.
— Клянусь гвоздями Христа! — стукнул себя в грудь капитан.
— Вы умница, — послала ему воздушный поцелуй Сандреза. — Не грустите. Я сейчас.
И, выскользнув из комнаты, она исчезла.
В тот день, 7 августа, стояла непривычная для Парижа жара. Секундантов Базиль Пьер Ксавье Флоко и племянник каноника не взяли. По этим двум причинам во время дуэли на Пре-о-Клер не присутствовало ни одного человека. Однако, когда звон шпаг стих, внезапно обнаружились два очевидца, которые свидетельствовали против Базиля. И, оказавшись в тюрьме, Базиль приуныл. Во-первых, до сих пор его еще никогда не арестовывали и не предъявляли ему столь серьезных обвинений. Во-вторых, нет ничего более ужасного, чем погибнуть по злому навету. И в-третьих, будь ты хоть сто раз заговоренным от смерти, когда над твоей шеей взлетает топор палача, от ужаса мутится разум. Базиль знал, что он не погибнет, что у него на самый крайний случай, пока существует волшебный бриллиант, есть безотказный путь к спасению. Но мало ли на свете самых невероятных случайностей.