Первой в камеру к Базилю, преодолев все тюремные запреты, проникла сестра Франсуаза. В черном монашеском одеянии, маленькая, подвижная, она упала перед Базилем на колени.
— Не у господа бога прошу, у тебя вымаливаю, братец! Не ропщи на тюремщиков и судей. Признай все, в чем тебя обвиняют, очисть свою душу. И бог примет тебя в лоно свое.
Сколько Базиль помнил ее, она ничуть не менялась, его единственная сестренка Франсуаза. Бог, покаяние и жертвенность ради людского счастья — вот единственное, чем она жила.
Мать Базиля умерла, оставив малыша во младенческом возрасте. Она погибла в страшных муках от руки отца Базиля. Малышу она оставила волшебный бриллиант и молчаливое завещание отомстить за свою гибель. Воспитывался Базиль у сестры матери, своей тетки, которая тогда только что родила дочку. Франсуазе к тому моменту, когда осиротел ее кузен, исполнилось всего шесть месяцев.
Когда Франсуаза подросла, маленький Базиль сделался предметом ее постоянных забот. Сначала Базилю, а потом себе — так решила сама Франсуаза. Сначала людям, а затем себе — стало девизом ее жизни. Под этим девизом она жила и ребенком, и подростком, и уже взрослой девушкой, когда удалилась от суетного мира в монастырь.
— Уйми гордыню, Базиль, — уговаривала его теперь Франсуаза. — Признайся им: нашло затмение, сам не ведал, что творил. Виновен. Мерзкая плоть просила пищи. Рука дьявола направила меня к тем семи золотым экю, лишив разума.
— Франсуаза! Послушай! — затряс Базиль сестру, поднимая ее с каменного пола. — О каких семи золотых экю ты говоришь? Опомнись! Если о тех, на которые позарился Пий, то я своими глазами видел, как он вернул их племяннику каноника.
— Зачем ты убил его? — бормотала сквозь всхлипывания Франсуаза. — Зачем взял те деньги?
— Но я не брал их! — закричал Базиль.
— Каноник Нотр Дам возбудил против тебя уголовное дело по обвинению в преднамеренном убийстве с целью ограбления.
— Он лжет!
— У каноника есть два свидетеля, которые под присягой подтвердили все, о чем заявил истец. Не спорь с ними, Базиль. Признай все, в чем тебя обвиняют. Пусть они предадут свои души дьяволу. А ты спасешься.
Спастись ценой собственной смерти?! Базиль не понимал такого. Он сделал все, чтобы избежать поединка. Он и по дороге на Пре-о-Клер несколько раз заговаривал о примирении. Лишь когда раздался звон шпаг, Базиль понял, почему племянник каноника столь упорно настаивал на дуэли. Он, оказалось, недурно владел шпагой.
Единственное, чему племянник каноника не научился, — это тактике ведения боя. С первого же выпада, без всякой разведки он бросился в сокрушительную атаку, впустую расходуя уйму сил. О том, что жара не самое лучшее время для подобной поспешности, соперник, казалось, не думал. Впрочем, Базилю жара тоже не помогала, активно напоминая, что перед такой серьезной работой очень не вредно съесть хотя бы ломоть хлеба.
— К чему столько лишних движений? — сказал Базиль сопернику, будто вышел с ним не на бой, а давал очередной урок одному из своих учеников. — Вы хотите ошеломить меня, не замечая, что я не из тех, кто способен растеряться. Обратите внимание, как вы дышите. А пот, который заливает вам глаза. Я не сделал еще ни одного выпада и почти не защищаюсь. Теперь смотрите: оп-ля!
Неуловимое движение шпаги, и пуговица с пурпуэна противника оказалась срезанной под самый корешок. Мало того, она еще каким-то образом очутилась в правой руке Базиля. Так обычно Базиль убеждал противников в своем явном превосходстве над ними.
— Видите ее? — сказал Базиль, поднимая пуговицу за нитку и потряхивая ею, как колокольчиком. — Вы понимаете меня? Таким же манером я могу отрезать вам нос. И все это, заметьте, левой рукой. Но могу, если желаете, и правой.
— Проклятый гугенот, — задыхался от гнева противник. — Я все равно убью тебя. Я дотянусь до тебя хоть с того света. Я никогда и ничего не жаждал с такой страстью, как твоей смерти. И ты все равно сейчас умрешь, поганая гугенотская свинья.
— Да нет же, — убеждал его Базиль, — вы заблуждаетесь относительно моей скорой смерти. Вы не можете дотянуться до меня на этом свете, а уже угрожаете оттуда. Вы не боитесь сверзиться с небес, когда из рая потянетесь ко мне со своей шпагой?