— Откуда же оно берется, золото? — рассуждала она, тараща дикие глаза. — Так и растет само по себе. Его найдут, выкопают, а оно снова туточки.
Оказывается, в свое время бабка рассказывала ей (тоже, наверное, была с придурью), что золото, которое добывают на приисках, через несколько сотен лет возникает в том месте снова.
Там где есть золото, сколько его ни выгребай, оно возникает вновь и вновь. Как в кошельке у богача. Или в королевской казне. Нужно лишь разузнать секрет: с помощью чего оно вырастает. И, узнав, ускорить его рост.
— Вот разбогатею, вы у меня попляшете, — твердила старуха.
Разбогатеть теща мечтала затем, чтобы завести кучу покорных слуг. И чтобы эти слуги могли схватить ненавистного муженька ее дочери, оттащить его на Монфокон и там повесить.
— Чтобы глаза твои иродовы вороны выклевали, — твердила она.
Там, у грандиозной виселицы Монфокон, которая вот уже более трехсот лет стояла на холме за городской стеной, всегда кружила туча воронов. На каменном фундаменте, высотой в четыре человеческих роста, возвышались шестнадцать десятиметровых каменных столбов. Они поддерживали балку. С балки свисали цепи, на которых можно было одновременно повесить шестьдесят осужденных. Одних снимали и бросали в яму у подножия фундамента, других здесь же вешали на их место. В небесной вышине, на фоне голубого простора, раскачиваемые ветром, повешенные представляли внушительное зрелище. Звон цепей и карканье воронья прекрасно дополняли картину.
— Поцелуй меня, зятек, — хрипела из темного угла сумасшедшая старуха.
— Молчи, ведьма! — крикнула старшая дочь, запустив в бабку деревянным башмаком.
— На помощь! Убивают! — заверещала старуха. — Помогите!
— Бабушка! Сестра! — взмолилась Эльвира. — Не нужно, хорошие мои. Вот имя спасителя нашего прошу, во имя Иисуса Христа. Пожалейте друг друга.
Свои страстные просьбы Эльвира сопровождала поклонами, старательно при этом крестясь. Крестные знамения у нее получались не совсем обычными. На правой руке девушки торчал, как крючок, всего один указательный палец. На месте остальных пальцев светилась гладенькая, без шрамов, кожа. Единственным своим пальцем-крючком Эльвира тыкала себе в грудь, лоб и плечи.
Уродцем она была от рождения. Когда Лоранс ждала второго ребенка, ее сбил в хлеву боров. Десятипудовая туша с такой силой таранила женщину, что, думали, она уже не поднимется. Но через три дня Лоранс снова возилась в хлеву, задавая корм тому самому борову.
А когда родилась девочка, то правая ножка у малышки оказалась короче левой и на правой ручке торчал всего один палец. Другие дети, крепенькие, помирали, а эта, калека, жила.
— Пресвятая дева Мария, заступница великомудрая, — молилась Эльвира, — вмешайся, остуди горячие головы.
— Ну началось, — проворчал Поль. — Пора вроде быстренько мотать из дому.
Угрюмый шестнадцатилетний силач Поль учился на кузнеца. И, судя по всему, кузнецом он обещал стать дельным.
— Погоди, Поль, и я с тобой, — потянулась на кровати четырнадцатилетняя Мари, выпрастывая из-под одеяла обнаженные ноги. — Поспать не дадут. Как все вместе сойдутся, сразу грызня.
— Прикройся, срамота! — крикнула на нее мать. — Постыдись хоть отца с братьями.
— Поцелуй меня, зятек, поцелуй, — не переставала канючить старуха.
Он таки, не сдержавшись, все же заехал ей по шее.
— Ребята! — крикнула старшая дочь. — Куда вы смотрите?! Он опять за свое.
Первым кинулся на отца угрюмый кузнец Поль. За ним — вездесущий Жан-Жак и во всем ему подражающий Пьер. Орущий клубок тел покатился по грязному полу.
— Так его! Так! — кричала теща. — Дайте и я помогу!
— Кусается, гад!
— Опомнитесь! — молила Эльвира.
— Где у него деньги? Тащи у него деньги! — командовал Жан- Жак.
В люльке голосил во все горло самый маленький Ледром, названный в честь отца Люсьеном.
Ему вторил полуторагодовалый Жюль. Остальная малышня забилась под лавки.
Одна мать, словно ничего не происходило, сидела у стола и тупо глядела в пустую миску.
Осторожно открыв квадратный люк, Базиль по веревочной лестнице спустился к лодке. Он отправлялся на свидание с Сандрезой и таился от своего друга Раймона. Ни одна ценность мира, даже такая, как бриллиант Базиля, не способна внести столь великий раздор между мужчинами, как женщина. С тех пор как в лавку на Мосту Менял вошла Сандреза, между друзьями легла незримая тень.