— Чем умный человек отличается от глупого?
— Умный точнее определяет путь к истине.
— Какое место, мэтр, вы отводите образованности?
— Умному человеку образованность помогает искать путь к истине. Глупого делает опасным. Как, впрочем, делают его опасным и все остальные сильные качества, отпущенные ему природой.
— Почему?
— Потому, что чем глупый человек образованней, энергичней, благородней, наконец, честней и так далее, тем успешней стоит он на охране старого, тем трудней с ним бороться, прокладывая путь к истине.
— Что на свете трудней всего?
— Отстаивать новое.
— Что легко?
— Верить в привычное.
— Что приятней всего?
— Победить себя.
Отвечая на бесконечные вопросы Гастона, Жоффруа словно продолжал учиться писать. Ведь прежде чем изложить свои мысли на бумаге, их нужно четко сформулировать для самого себя.
— Моя сестра Анна убеждена, что вы угодите на костер, — говорил Гастон.
— И я подозреваю, что она права, — соглашался Жоффруа.
Когда-то, страстно влюбившись в Жоффруа, Анна твердила своим родителям:
— Любовь ко мне поможет ему освободиться от своих заблуждений. Я уведу его от ереси.
И увела! Оставшись молодой вдовой при живом муже!
Последнее время Анне высказывал свои симпатии пышнобородый богач, влиятельный и сильный Луи Шарль Арман де Морон. Он пылко влюбился в нее еще тогда, когда Анне не исполнилось и шестнадцати лет. Теперь, узнав о случившемся, он появился снова.
— Я люблю вас, — убеждал он. — Ваш супруг помешан, и церковь пойдет на то, чтобы признать ваш брак недействительным.
— Нет, — отвечала она, — пока Жоффруа жив, я не могу дать вам ни малейшей надежды.
Она верила, что Жоффруа вернется, что на него рано или поздно снизойдет просветление и он расстанется со своим затворничеством.
А в келье затворника тем временем звучало:
— Здравствуйте, Жоффруа!
Погодите... Но это вправду вы, Анжелика?
Гастон, Гастон, что ты наделал, милый мальчик? Как теперь поступить, чтобы не сорваться в бездну?
— Анжелика... — повторял Жоффруа. — Это невозможно.
— Почему? — возражала она. — Вы совсем не знаете меня и потому не можете понять. Я сирота. Мне приходится работать, чтобы прокормить себя. Многие хорошие молодые люди делали мне предложения. Но я всем отказала. Я всегда любила одного вас.
— Но ведь вы не знали меня!
— Знала. Только еще не встретила. Я была убеждена, что встречу.
— Анжелика! — взмолился Жоффруа. — Я люблю вас! Но именно потому, что моей любви нет предела, ваша жизнь для меня выше всех земных благ. Моей совести не станет ни минуты покоя, если я свяжу свою судьбу с вашей. Я обязан сделать задуманное, написать свою книгу, чтобы мог сказать о себе: "Feci quod potui, faciant meliora potentes". Что в переводе с латыни означает: «Я сделал все, что мог, и пусть, кто может, сделает лучше». Я предвижу, чем вслед за тем кончу, и не хочу, чтобы вы кончили тем же. Я слишком люблю вас. И именно потому мы никогда не будем вместе.
Французы — народ веселый. Потому, чем неприятней случались при дворе Валуа события, тем ярче сиял огнями и нарядами, гремел музыкой и весельем вечерний Лувр. Танцы и вино, игры и тайные поцелуи достойно отмечали павших во славу католической обедни и королевской короны. Ничто не нарушало здесь извека заведенного порядка — ни длительные войны и ни свирепая чума, ни скандалы в царствующем семействе и ни загадочные смерти. Дворец есть дворец, ему положено блистать и веселиться, чтобы подданные, упаси бог, не подумали, будто в королевстве что-то и куда-то поехало не туда.
Весь двор сегодня шептался о том, что произошло во время высочайшего обеда. Едва подали суп из креветок, как любимец Карла IX, Филипп Альгое, вкусив первую ложку, сделал большие глаза и безмолвно упал лицом в тарелку. Король побледнел, уставился бешеным взглядом на мать и стал медленно клониться на бок. При этом он неосторожным движением задел тарелку и облил свою молодую жену красавицу Елизавету тем же самым супом из креветок, которого отведал Филипп.
К королю бросились, чтобы поддержать его. Но он вцепился в подлокотники кресла, выпрямился и внятно произнес:
— Мне дорого заплатят за Филиппа Альгое. А Маргарита пойдет под венец с Генрихом Наваррским даже в том случае, если весь Париж перевернется вверх тормашками.