— Да, да, — пролепетал Леон. — Я назову. Только вы... Поклянитесь, что вы... что то имя останется тайной.
— Клянусь святым евангелием и спасением собственной души, — склонил голову кюре.
— И вы спасете Луи Шарля Армана де Морона?
— Нет, — ответил кюре. — Чтобы его спасти, я должен назвать другое имя. Но вы просите не называть его.
— Да, да, никому!
— Тогда решайтесь.
— Того человека, — с трудом выдавил Леон, — который дал мне переписать рукопись... зовут... Жоффруа Валле.
Сбивчивый рассказ о Жоффруа Валле действительно принес Леону облегчение. Леон словно переложил часть своего греха на другие плечи.
А тот, о котором в ухо кюре нашептывал вконец раздавленный Леон, стоял в это время в толпе и кусал губы.
— Господи, как у тебя хватило бессердечности допустить подобное? — шептал Жоффруа, не сводя глаз с привязанной цепями к столбу мертвой Анжелики.
В толпе еще несколько человек, помимо Жоффруа, смотрели на мертвую Анжелику. Вернее, на ту, что висела на столбе вместо нее. То были наши трое друзей. Там, в тюрьме, взяв на руки Анжелику, Базиль вдруг понял, что никогда не любил Сандрезу. Он нашел свою настоящую любовь, здесь, в тюрьме. Нашел, чтобы тут же потерять ее. Ничего не обретя взамен.
— Спасибо вам, великодушный маркиз, — сказала ему Анжелика. — Но я люблю другого.
— И он тоже любит вас?! — воскликнул Базиль.
— Да, любит.
— Тогда я отвезу вас к нему и буду счастлив вашим счастьем.
— Я больше никогда не покажусь ему, — грустно улыбнулась Анжелика.
— Почему?
— Пусть он думает, что я умерла. Так ему будет легче.
— Но ведь он любит вас!
— Любит.
— Так в чем же дело?
О, если бы Анжелика сама понимала, в чем! Она просто свято верила Жоффруа. Раз он так хотел, значит, так было для него нужно. Она никогда не мешала ему, она ему только помогала. И хотела помочь еще раз, последний. Он помучается и забудет. И может, станет еще злей. Чтобы успешней делать свое большое дело, для которого живет.
Дробь барабанов возвестила о начале экзекуции. Толпа притихла.
— Мы, божьим милосердием, парижский прево вместе с советниками объявляем справедливым приговором, что ты, Леон Бурже, повинен во многих заблуждениях и преступлениях. Мы решаем и объявляем, что ты, Леон Бурже, должен быть сожжен...
Ржавая цепь держала у столба хилое тело Леона. По хворосту вокруг поленницы побежал огонь. Дымное пламя превращалось в гудящий алый столб.
— Мы, божьим милосердием, парижский прево вместе с советниками объявляем справедливым приговор, что ты, Анжелика Готье...
— Скоты, грязные скоты, — бормотал Жоффруа, глотая слезы.
— Прошу извинить меня, месье, — тронули сзади Жоффруа Валле за плечо, — но вы столь громко читаете свою проповедь, что я невольно оказался вашим слушателем.
— Что из того следует? — раздраженно спросил Жоффруа, не оборачиваясь. — Я готов повторить то, что думаю о палачах, сколько угодно раз. И где угодно. Дайте мне лишь до конца проститься с человеком, которого я пришел проводить.
— Я подожду, месье, — отозвались за спиной.
А когда костер с Анжеликой прогорел, Жоффруа обернулся. Перед ним стоял стройный мужчина с усами и острой бородкой.
— С вашего позволения, маркиз де Бук, — приподнял барет незнакомец. — Если вы, глубокоуважаемый господин Валле, не возражаете, я могу вас кое с кем познакомить. Но заранее хочу предупредить: не пугайтесь. Скажите, как бы вы поступили, узнав, что Анжелика Готье жива?
— Есть вещи, которыми не шутят, — раздраженно ответил Жоффруа.
— Идемте, — уступил ему дорогу маркиз. — Я не прочь иногда пошутить. Но сегодня я более чем серьезен.
Если твой любимый не любит тебя, то жизнь теряет смысл. Что теперь оставалось Сандрезе?
— Вы прекрасны, как майская роза! — приветствовал ее при очередной встрече капитан.
— О, мой великолепный рыцарь! — кокетливо отозвалась она, двумя пальчиками дотрагиваясь до локтя капитана. — Ваше постоянство может растопить и каменное сердце. А божественные письма, которые вы пишете! Кто устоит против их очарования!
— Да?! — загрохотал капитан. — Я готов всю жизнь носить вас на руках!
— Зачем всю жизнь? — одарила его божественной улыбкой Сандреза. — Я бы удовольствовалась и минутой. Меня преследуют воспоминания о той милой комнатке на Пре-о-Клер. Глупая, я ничего не поняла тогда.
— Та комната ждет нас! — задохнулся от восторга капитан.
Так они встретились снова — Сандреза и ее пылкий поклонник. И снова, увы, повторилось то, что произошло в первый раз. Розовая ладошка Сандрезы сама собой вскидывалась навстречу капитану. Сандреза увертывалась от его объятий и щебетала: