С тем же достоинством, с каким они явились сюда, король и его свита покинули дом предводителя гугенотов. И лишь у себя в Лувре Карл дал полную волю чувствам. Среди его подданных нашлись подлецы, которые хотят разрушить то, что он с таким невероятным усилием слепил. Они посмели перечить его воле! Они восстали против него!
Кто?
Первые, на кого пало подозрение, были Гизы — Генрих Гиз, его брат и его дядя, кардинал Лотарингский.
— Никакой пощады! — ревел Карл. — Пусть вся Франция, весь мир узнают, что для меня нет ничего невозможного! И герцоги, и кардиналы понесут суровое возмездие, если они осмелились встать на пути короля. Я знаю! Этот заносчивый Генрих Гиз не может пережить потерю Марго. Что ж, теперь он потеряет больше. Взять всех троих! Пытать! И четвертовать!
— Не торопитесь, ваше величество, — подала голос Екатерина Медичи. — Как бы вам не совершить опасную ошибку. Покушение на адмирала, вы правы, действительно организовали Гизы. Но инициатива в том не их. Они исполняли чужую волю. Если вы арестуете их, Гизы скажут, что они выполняли мой приказ.
— Ваш? — только и сумел выдохнуть Карл.
— А вы и я, ваше величество, пока одно целое, — добавила Екатерина. — Это мы с вами стреляли в адмирала. Надеюсь, вы не станете преследовать Гизов за то, что они выполняли наш приказ?
— Но зачем было нужно стрелять в адмирала?
— Чтобы он первым не выстрелил в нас.
— И что же теперь?
— Теперь необходимо добить их, пока они не опомнились и не узнали, по чьему приказу раздались выстрелы, — твердо сказала королева.
И Карл понял, что попался. Отправь он теперь мать хоть в самый дальний монастырь, гугеноты не поверят, что король не причастен к покушению. Выход был только в одном — опередить их.
Судя по всему, до счастливого вдовства Маргариты оставалось совсем немного.
Временные жильцы, что поселились под свадебным помостом у собора Нотр Дам, учуяли нависшую над Парижем беду интуитивно. Жоффруа Валле в отличие от них, узнав о выстрелах на улице Засохшего дерева, мгновенно понял, что должно за ними последовать. Он лишь недоумевал, почему вслед за двумя выстрелами сразу же не загремели тысячи других. И с той, и с другой стороны.
Впрочем, нет худа без добра. Предгрозовое затишье дало Жоффруа Валле время, чтобы разыскать Анжелику и спасти ее. По мнению Жоффруа, в предстоящей бойне больше всего могли пострадать невинные, не имеющие никакого отношения к раздорам между католиками и гугенотами. Так обычно всегда происходило в истории — спорят одни, а расплачиваются другие.
Отправляясь в Рим, Жоффруа снял для Анжелики уютную квартирку в одной из тихих улочек квартала Марэ. Он оплатил ее на два года вперед и оставил Анжелике достаточно средств для скромной, но безбедной жизни. С тех пор как Анжелику «сожгли», ей приходилось прятаться, постоянно оглядываться и контролировать каждый свой шаг.
Жоффруа отправился в Рим, но и Анжелика, и он отлично понимали, что Рим лишь предлог, что это бег от самого себя, бег к работе над своей книгой. И, вернувшись из Рима, Жоффруа не пришел к Анжелике. Он запретил себе даже думать о возможности пойти к ней. А теперь, поняв, какая гроза надвигается на Париж, бросился спасать свою любовь.
Примчавшись к дому, где Жоффруа снял ей квартиру, и немного подождав у запертой двери, он отправился к квартирной хозяйке. То была пожилая женщина, вдова кого-то из верхушки чиновничества, которых называли «людьми мантии». Жоффруа с Анжеликой так сразу и прозвали ее для себя — Старая Мантия. А она явно принимала Жоффруа за богатого жуира.
— Анжелика? — удивилась Старая Мантия. — Разве вы не знаете? Она оставила ключи и ушла. Сказав, что не вернется. Я специально поинтересовалась, куда она уходит. Но ответа не получила. Я как чувствовала. Мне так неудобно перед вами. Желаете получить обратно деньги? Но если вам вновь понадобится, я всегда к вашим услугам. У нас здесь тихо и, благодарение господу, мало любопытных. Может, зайдете выпить стакан вина? Желаю вам успеха, месье.
Он понял: Анжелика испугалась, что Жоффруа не выдержит и придет к ней. И потому ушла сама.
Но куда? Где ее искать?
Людные места Жоффруа обходил, на базары не совался. Выбирал тихие улочки и переулки. Но только зря стоптал ноги.
Неожиданно его осенило. Не на той ли она поляне за городской стеной, где у небольшого пруда, в зарослях вечнозеленых кустов верещатника лежал каменный лев? Он спал, тот лев с всклокоченной гривой, навечно уткнув нос в землю. Быть может, большой продолговатый камень и не походил на льва, но Анжелике он показался львом, и Жоффруа поддержал ее. Они случайно открыли эту поляну, полюбили ее и часто приходили сюда.