— И больше ничего не помните?
— Ничего, мадам.
— А помните ли вы молодого человека по имени Базиль Пьер Ксавье Флоко, которого король записал в мои шпионы?
— Конечно помню, мадам.
— Где сейчас тот человек?
— Он погиб в поединке с лейтенантом Полем де Шарнэ. В свое время я рассказывала вам об этом, мадам.
— Вы его любили?
— Если быть откровенной, то очень, мадам.
— И он на самом деле погиб?
— Да, мадам.
— Смотрите мне в глаза, Сандреза. Вы утверждаете, что он действительно погиб?
— Говорят, он был убит наповал.
— Где он похоронен?
— Его труп, как вы знаете, загадочно исчез.
— А не был ли Базиль Пьер Ксавье Флоко ранен и излечен ласковой рукой?
— Я ничего о том не слышала, мадам.
— Но вы его очень любили. А теперь ничего о нем не знаете. Вы! И ничего не знаете. Постарайтесь узнать что-нибудь путное о таинственном Флоко. Я подожду.
— Я постараюсь, мадам.
Она очень старалась, несчастная Сандреза, но так ничего и не узнала. Ни через день, ни через два.
— Открыть вам секрет, почему вы ничего не узнали? — сказала ей Екатерина Медичи. — Потому что вы лжете мне. Я слишком много прожила на свете, Сандреза, и пообманывала сама, чтобы научиться отличать, где говорят правду, а где лгут. Вам так или иначе придется во всем признаться, дорогая. Однако если у вас хватит благоразумия, то сейчас вы признаетесь во всем сами. Если не хватит, то скажете правду в другом месте. Вы меня поняли?
— Да, мадам.
— Где же находится Флоко? Под каким именем он скрывается?
— Я не знаю, мадам.
— Вы лжете!
— Я говорю вам правду, мадам.
С такой же твердостью Сандреза держалась и в уголовном суде. На все вопросы судьи Таншона она твердо отвечала, что ничего не знает.
— Где он? — настаивал Таншон.
— Не знаю, — без конца повторяла она.
— У нас имеются сведения, что государственный преступник Базиль Пьер Ксавье Флоко жив и скрывается под чужим именем. Где он?
— Я ничего не знаю о Базиле Пьере Ксавье Флоко, — в который раз говорила Сандреза.
— Покайтесь, — настаивал судья Таншон. — Подумайте, какой грех вы берете на душу, говоря неправду.
— Я ничего не знаю.
— Вам кажется, — убеждал ее Таншон. — что вы отдаете себя в жертву, выгораживая любимого человека. А подумал ли он о вас? Думает ли он о вас хоть немного сейчас?
— Я ничего не знаю, — рыдала Сандреза. — Ничего. Убейте меня, но я ничего не знаю.
— Мы не убьем вас, — сказал Таншон. — Вы уйдете отсюда живой, но кое-что оставите в этих стенах. Если, разумеется, не одумаетесь.
— Что я оставлю? — не поняла Сандреза.
— Приведите нашу красавицу из сорок девятой камеры, — приказал судья Таншон.
В комнату ввели женщину. Она сильно сутулилась, словно придавленная тяжелой ношей. Под руки ее держали два помощника палача. Длинные светлые волосы падали женщине на плечи и грудь. Черная маска закрывала лицо.
— Эта женщина, — сказал Таншон, — убила своего собственного ребенка. Она была необычайно красива и любила одного мужчину. Ребенок помешал ее любви, и она утопила его. Высокий суд вынес решение лишить эту несчастную того, что послужило причиной ее грехопадения — красоты. Совсем недавно эта женщина была столь необычайно красива, что любой мужчина, стоило ему увидеть ее без маски, терял голову. Теперь при виде этой женщины мужчины станут отворачиваться.
Движением руки Таншон дал понять, чтобы с женщины сняли маску. И Сандреза вскрикнула. Нет, только не такое! Лучше любая смерть! Лицо женщины представляло сплошную, еще не совсем зарубцевавшуюся рану. Блестящая розовая кожа секлась белыми и красными прожилками. На месте рта темнело стянутое к краям отверстие, в котором виднелись оскаленные зубы. На месте бровей выделялись продолговатые малиновые пятна. Кости носа обострились. Лишь глаза оставались, по всей вероятности, прежними. Нетронуто отдавала матовым кожа вокруг них, густо топорщились уцелевшие ресницы. Однако взгляд был тупым и отрешенным. Женщина будто не замечала, куда ее привели и кто находится перед ней.
— Вот что ожидает вас, — сказал судья Таншон Сандрезе. — Если вы не одумаетесь. Ведь вы очень красивая женщина, Сандреза. Эта, пожалуй, была менее красивой.
— Я ничего не знаю, — прошептала Сандреза и, потеряв сознание, упала с табурета, на котором сидела посреди каменной комнаты.
Брызги холодной воды привели ее в чувство.
— Палач, покажите ей маску, — сказал судья Таншон.
— Эта медная маска, — дал ей пояснение Люсьен Ледром, — раскаляется докрасна на углях и прикладывается к лицу. Вот так.