— Я помогу вам, — шепнула Анжелика. — Только не оставляйте меня.
— Вы уже помогли мне, — сказал Жоффруа. — Проспер не умеет писать. Но я-то умею! Как я до сих пор не додумался до такой простой мысли! Нынче вокруг так много пишут.
— Писать? — спросила она. — Что?
— Не знаю. То, о чем я думаю.
— Чем я могу помочь вам?
— Вы слишком чисты, чтобы… идти со мной. Спасибо Всевышнему, который послал мне вас, чтобы открыть глаза и надоумить. Мне достаточно и этого.
— Но вы не можете так просто исчезнуть!
— Прощайте, Анжелика, — сказал он. — Это выше моих сил, но поступить иначе я не могу. Во имя вас.
— Дай вам бог удачи, Жоффруа, — тихо молвила она, крестя его вслед легким движением руки.
С тех пор прошло три месяца и восемь дней. Три месяца и восемь дней те глаза и голос преследовали Жоффруа, подталкивая к безумной мысли разыскать Анжелику. Через месяц, поняв, что боль в груди не отпускает, он ушел от жены. И все время пробовал писать. Получались какие-то бессвязные наброски. Думать с помощью пера и чернил оказалось значительно сложней, чем просто размышлять. Мысли громоздились сложными наслоениями, сквозь которые даже ему самому было подчас трудно докопаться до сути.
И один раз он написал письмо Анжелике. Нет, она того письма не получила и никогда не получит. Он писал ей, но… не для нее. Кузен влюбился в какую-то фрейлину и просил написать ей письмо. И Жоффруа написал. Мысленно обращаясь к Анжелике. Написал и немного облегчил себе душу.
— Месье! Месье! — услышал Жоффруа, когда корзина в руках немого Проспера наполнилась рыбой и зеленью. — К вам пришел брат, гвардейский капитан. Говорит, вы ему очень нужны.
Выгоревшие вихры на голове Жан-Жака торчали в разные стороны, словно пук соломы. А глаза сияли восторгом.
Зачем кузену вновь понадобился Жоффруа? Еще одно письмо? Жоффруа втайне даже обрадовался такой возможности.
— Напиши ей, — гудел капитан, — чтобы у нее от страха затряслись поджилки. Если она не опомнится, то потом пускай молится всем святым. Я ей устрою такое…
— Нет, — перебил кузена Жоффруа, — я на подобные письма не мастак.
— Чего вдруг?
— Любовь, как и вера, — сказал Жоффруа, — чувства добровольные. Какое может быть насилие в любви? Здесь принуждением не поможешь.
— Еще как поможешь! — рявкнул капитан. — Чего я тебе говорю, то и пиши. Припугнуть, как миленькая прибежит!
— Не получится у меня такого письма.
— Ладно, пиши, какое получится, — согласился капитан. — Разве с тобой договоришься.
VII. Ангел высшего ранга
Очередной доклад на ухо вдовствующей королеве Екатерине Медичи о событиях вчерашнего вечера и минувшей ночи подходил к концу. Обычно утром Сандреза давала лишь краткий обзор происшествий, а к середине дня, как сейчас, сообщала подробности.
За окнами сочился мелкий дождь. Кусты в саду роняли с глянцевых листьев тяжелые капли. Освобождаясь от груза, листья покачивались, и капли бесшумно падали в мокрую траву. В загустевшем воздухе пахло свежескошенной травой и прелью.
— После того, мадам, — шептала Сандреза, — когда его величество позволил себе кричать на вас и вы удалились из Оружейной палаты через тот же потайной ход, через который изволили прийти, король в ярости приказал немедленно заключить слесаря в Бастилию и вновь заменить на дверях потайных ходов все замки.
— Какой он все еще ребенок, — зевнула Екатерина. — За ним нужен глаз да глаз. Бастилия, конечно, велика, но мое терпение безгранично. Кому король на этот раз поручил сменить замки и сделать ключи?
— Король пожелал оставить это в тайне, мадам.
— Даю тебе три дня сроку, — сказала Екатерина. — Я обязана знать, кому он дал поручение.
В комнате по причине пасмурного дня горели канделябры. От жара многочисленных свечей тяжело дышалось, хотя окна стояли распахнутыми настежь.
У трех музыкантов от усердия струился по лицам пот. Двое из них играли на лютнях, третий — на флейте.
— Как он прекрасен, — проговорила Екатерина, указывая движением подбородка на своего любимого пажа, златокудрого херувима Сен Мора, который, натирая голыми коленками вощеный паркет, строил из разноцветных кубиков крепость.
— Необычайно прекрасен, — согласно закивали головами стоящие вокруг придворные. — Он божествен.
Божественный херувим вел в атаку на крепость деревянных солдатиков и громко сообщил, как идет штурм.