Смолкла музыка, и задвигались кресла. Гордо вскинув голову, Карл IX прошел сквозь строй согбенных в поклоне придворных. И вскоре по доскам подъемного моста, перекинутого через защитный ров, простучали копыта многочисленных лошадей. Ров полувысох и неприятно попахивал. Из зеленой ряски выглядывали любопытные лягушки. Они провожали взглядами ярко разодетую кавалькаду, которая отправлялась в город.
— Да здравствует король! — восторженно кричали оставшиеся в живых парижане. — Да здравствует Генрих Гиз! Смерть гугенотам!
По улице Астрюс процессия выехала на улицу Сент-Оноре. Через ворота со стороны улицы Шап — к кладбищу с «Гробницей невинно убиенных». Здесь и в самом деле пылал ярким пурпуром роскошный куст боярышника.
— Чудо, — шептали уста придворных. — Великое чудо ниспослал нам Господь.
— Я хочу у себя в опочивальне положить ветку цветущего боярышника к лику Девы Марии, — капризно изогнула красивые губы Маргарита.
— Вы получите самую красивую ветвь! — соскочил с коня Генрих Наваррский. — Я сам положу ее в вашей опочивальне рядом с сосудом, в котором вы храните святую воду.
Выросший в Пиренейских горах на вольном просторе, Генрих разбирался в растениях. Но в порыве чувств он забыл, что боярышник колется. Острый шип вонзился в палец Наварры. Капля крови, набухнув, скатилась по руке, оставив красную дорожку.
— Вы поранились? — сказала Маргарита. — При виде крови мне всегда делается нехорошо.
— За вас я готов отдать всю свою кровь, — молвил Генрих, — каплю за каплей.
— Вы снова за свое, — поморщилась Марго. — Посмотрите, что творится вокруг, а вы не устаете балагурить. Вы или серьезно больны, или невероятно хитры.
— Я попросту безнадежно влюблен, — вздохнул Генрих.
— Возьмите, — протянула ему платок Марго, — и перевяжите палец. Я не могу смотреть.
— О! — тихо воскликнул Наварра. — Вы даете мне надежду. Этот платок я буду хранить у своего сердца вечно.
— Неужели вы всем женщинам говорите подобные пошлости? — спросила она.
— Только вам, — заверил Генрих. — И только потому, что теряю рассудок.
Налюбовавшись кустом боярышника, кавалькада двинулась к Монфокону. Вокруг каменной виселицы, на которой покачивались повешенные, с криком носилось воронье. Минувшая ночь принесла богатую дань Монфокону. Ров у подножия стены заполнили свежие трупы.
А на самом виду, подвешенное за ноги, болталось костлявое тело адмирала Гаспара де Колиньи. Белая, измазанная запекшейся кровью борода прикрывала лицо. Жидкие волосы сползли с висков к лысине. Для удобства опознания повешенного кто-то развел бороду и воткнул в старческий рот зубочистку. Любимый предмет, с которым адмирал не расставался при жизни, сопровождал его и в последний путь.
Сдерживая гарцующую лошадь, Карл IX прорычал:
— Он хотел обмануть меня. Но у него ничего не вышло. Еще не родился человек, который бы смог провести меня, короля Франции Карла Девятого.
IX. Огненная маска
— Больше всех в разгроме гугенотов отличился капитан Жерар де Жийю, — доложила Екатерине Медичи скромная фрейлина-чтица Нинон.
— Я вас просила никогда не упоминать при мне его имя, — сказала королева.
— Да, мадам, — потупила глаза фрейлина. — Я прошу у вас прошения. Во Франции так легко оклеветать человека.
— Что вы имеете в виду? — спросила королева.
— Ходят слухи, мадам, что Сандрезу обесчестил не капитан Жерар де Жийю, а тот самый Базиль Пьер Ксавье Флоко, который погиб на дуэли с лейтенантом Полем де Шарнэ. Впрочем, поговаривают, что на самом деле Флоко вовсе не погиб, а скрывается под чужим именем. А Сандреза якобы о том знает.
— То, что знает Сандреза, не знаю я? — удивилась королева.
А через несколько дней бравый капитан Жерар де Жийю был приятно обрадован, получив назначение возглавить ночной караул при покоях ее величества вдовствующей королевы-матери.
Ночью в полумраке спальни капитан поведал своей королеве о том, как коварная Сандреза поманила его за собой, а затем надменно оттолкнула. Как она подло издевалась над ним. И как у капитана на какое-то мгновение помутился разум.
— И вы поддались соблазнительнице? — допытывалась Екатерина.