Лексан наслаждался победой над нашим кланом. Его лицо алело румянцем. Жрецы злорадно ухмылялись. Я никогда не чувствовал себя настолько униженным и беспомощным. Они поставили меня на колени – в тронном зале моего отца, в захваченном городе. Они насильно лишали меня власти, право на которую я получил от рождения. Но хуже унижения был стыд за потерю города, за торг моим кланом, устроенный Этлой и Мидием. Я чувствовал, что больше недостоин графского титула.
Закрыв глаза, я попытался что-нибудь придумать. В любом случае мой клан ужасно пострадает. Людей будут жечь на кострах независимо от того, кого им выберут в правители – Лексана или безропотную марионетку Сферы. Равенна, Палатина и апелаги погибнут. Что я наделал?
Все присутствовавшие в зале смотрели на меня. У гостей с Архипелага побелели лица. Они поняли, что им уготовлена казнь. Могли я спасти остальных? Вопреки словам Этлы, один вариант все же имелся, но он стоил бы мне жизни. Представив свою смерть на костре, я содрогнулся. Говорили, что это одна из худших пыток, когда-либо придуманных инквизицией. Однако имелся и другой вопрос. Сколько лепидорцев погибнет, если город перейдет под управление Сферы? Смогу ли я жить, имея такой груз на совести, и на что будет похожа эта рабская жизнь? Я открыл глаза и произнес дрожащим голосом:
– Перед Рантасом и в присутствии его слуг я передаю свой графский титул представителю кэмбресского дворянства, адмиралу Кэрао. Отныне он является правителем Лепидора.
Я обрекал себя на смерть.
Спокойствие Этлы разбилось, как стекло, и она гневно вскричала:
– Подумай, что ты делаешь! Я предоставила тебе выбор. Если ты не последуешь ему, то будешь сожжен на костре!
– На все воля Фетиды' – ответил я, и мой голос оборвался на последнем слове.
Внезапно Гамилькар поднялся с кресла.
– Именем торгового дома Барки свидетельствую, что передчача власти состоялась.
– Граф воспользовался своим правом, – произнес Сэганта. – Катан, я принимаю графство в клане Лепидора.
Этла едва не взорвалась от ярости. Ее лицо потемнело и стало походить на маску.
– Пусть будет так, – сказала она ледяным тоном. – Позже мы найдем какой-нибудь способ, чтобы обойти эту уловку. А до той поры, пока кэмбресские войска не прибудут сюда для защиты города, я, Третья помощница Премьера, ввожу в Лепидоре теократическое правление. Здесь будут править по религиозным законам.
Она повернулась ко мне.
– Катан Тауро, я обвиняю тебя в ереси первой степени. Ты лишаешься всех титулов, привилегий и прав, и я приговариваю тебя к сожжению на костре. Казнь состоится завтра утром. Прежде чем тебя уведут, пойди и посоветуй морякам сложить оружие. Мы не хотим напрасного кровопролития. Передай, что им вернут их корабль, на котором они смогут вернуться на Архипелаг.
Заметив мои колебания, она щелкнула пальцами.
– Иначе сейчас же я отправлю одного из пленных на суд Рантаса, – произнес человек, чье лицо было скрыто капюшоном.
Услышав его голос, я понял истинную глубину своего поражения. Это был Сархаддон. Он сделал знак одному из инквизиторов. Тот вытащил нож и направился к Текрею – юноше, который возмутился словами Палатины о том, что дочь фараона могла оказаться вымышленной личностью.
– Вы превышаете свои полномочия, – сердито крикнул Сэганта. – Это против закона.
– Сегодня закон – это я, – тихо ответил Сархаддон.
– Успокойся, жрец, – сказал я и попытался встать на ноги. Двое сакри подтащили меня к баррикаде, которая сотрясалась от сильных ударов в дверь.
– Это граф Катан, – издал я хриплый вопль. – Если вы сложите оружие и прекратите сражение, вам гарантируют личную безопасность.
– Вы так говорите, потому что они приставили меч к вашему горлу, – отозвался один из офицеров.
– Я передаю вам слова помощницы Премьера. Ее обещание могут засвидетельствовать адмирал Кэрао и лорд Барка.
С другой стороны двери наступила тишина.
– Нам нужны доказательства.
– Адмирал Кэрао, пойдите и поговорите с ними, – сказала Этла.
Я услышал шаги за моей спиной. Однако адмиралу не позволили приблизиться ко мне.
– Катан говорит правду. Если вы прекратите атаку, вас не тронут. Если вы не сделаете этого, они убьют Текрея.
– Хорошо, мы уходим, – отозвался голос.
Когда меня потащили обратно к помосту, я услышал громкие команды. Стук в дверь прекратился. На какое-то время единственными звуками в зале были раскаты грома, шум дождя и завывание ветра за окнами.
На этот раз меня усадили вместе с апелагами. Чуть позже Этла произнесла финальную речь о предательстве веры:
– Вы все приговариваетесь к смертной казни. Завтра, перед тем как мы сожжем вас на костре, наш маг ума использует свое искусство и выявит дочь фараона. Мы увезем ее в Священный город. Остальные подвергнутся сожжению. Охрана, уведите пленных.
Глава 32
Все утро буйствовал шторм. Когда сакри пришли и открыли замки на дверях, буря по-прежнему омывала город ливнем.
Инквизиторы заперли нас в маленьких комнатах, которые располагались в подвале дворца. Эти помещения когда-то использовались в качестве кладовых, но теперь в них ничего не хранилось. В камерах не было светильников. От каменных стен и пола веяло холодом.
Перед тем как мы с Равенной покинули зал, маг ума блокировал нашу магию. Теперь мы ничем не отличались от других беспомощных узников.
По какой-то неясной причине меня и Равенну поместили в одну камеру. Остальных апелагов поделили на группы по три-четыре человека и заперли в других помещениях.
Инквизиторы приступили к пыткам. Они привезли из Фарас-сы набор жутких инструментов. С их помощью жрецы надеялись добыть сведения о дочери фараона.
Наша камера была такой крохотной, что мы не могли даже вытянуть ноги. Толстая металлическая дверь имела крепкие наружные засовы. Тем не менее нам надели оковы – на запястья и лодыжки, – а цепи прикрепили к скобам, вбитым в стены. Затем охранники ушли, оставив нас в полной темноте.
С тех пор как я произнес последние слова, адресованные морякам «Изумруда», в моем сердце поселилось странное спокойствие. Но когда дверь подвальной комнаты закрылась и шаги охранников замерли вдали, это несвойственное мне хладнокровие внезапно исчезло, и меня охватил леденящий ужас. Зачем я подписал себе смертный приговор, имея шанс на спасение жизни? Мне не хотелось умирать – по крайней мере на костре.
Я чувствовал, как Равенна вздрагивала в безмолвных рыданиях. Послышался звон цепей – она придвинулась ко мне. Когда ее ладонь коснулась моей руки, я горячо обнял девушку за плечи и прижал к себе. Она заплакала, уже не стесняясь меня. Я смотрел в темноту и дрожал от страха. Горло и грудь были так напряжены, что мне не удавалось произнести ни одного слова.
Какое-то время мы просто сидели и молчали. Я горевал о своей, оказавшейся такой короткой, жизни и никак не мог избавиться от ужасной картины костра, которая засела в моем уме. Меня тошнило от ужаса, но спазмы пустого живота вызывали только слабую икоту. Руки и ноги оцепенели. Из-за плохой циркуляции крови мои пальцы онемели и были холодны как лед, однако я – ничего не мог поделать с этим.
Когда Равенна выплакала все слезы, ее рыдания затихли. Из соседней камеры не доносилось ни звука – толстые стены полностью изолировали нас от других заключенных. Воздух поступал через вентиляционные отверстия, проделанные в потолке.
– За что, Катан? – хрипло спросила Равенна. – Почему они так издеваются над нами?
Я не знал, что сказать. Она взяла мою ладонь и прижала к своей щеке.
– Что мы им сделали? По какому праву они связали нас? Почему они сжигают людей на кострах?
– Пожалуйста, – с трудом сказал я, – не нужно говорить об этом.
Ее слова только ухудшали мое состояние. Мышцы живота сокращались болезненными спазмами.
– Прости.
Внезапно я осознал, что, несмотря на отсутствие света, мои глаза различали детали комнаты – правда, только в темно-серых тонах. Теневое зрение по-прежнему действовало. Врожденные способности проявляли себя даже после блокирования магии. Но завтра они превратятся в ничто. Опыт, мечты, воспоминания – все исчезнет. Останется только забвение. Еретики возвращались к своим Элементам. Они сгорали полностью и окончательно. Порывы ветра развеют кучки пепла и обо мне забудут, как о мимолетном образе, промелькнувшем в уме.