Ту долгую ночь мы провели в разговорах и в мечтах о будущем. Нам не хотелось верить в то, что наши жизни подходят к концу.
Когда слабый серый свет пробился в нашу камеру, за нами пришли.
Несмотря на дрожь в ногах, я решил не выказывать свой страх. Мне хотелось взойти на костер с достоинством графа. Нас повели по лестнице, подталкивая пиками в спины. Подойдя к руинам ворот, мы увидели остальных осужденных. Некоторые из них сохраняли решительный и гордый вид. Другие, особенно юные апелаги, с трудом удерживались от слез. С серых небес по-прежнему лил дождь. Но, судя по всему, Харом восстановил изощит Дворцового квартала – на рыночную площадь проникала лишь мелкая морось.
Я поймал взгляд Палатины и удивился ее поникшему виду. Она печально улыбнулась и пожала плечами. Илессель, как обычно, выглядела дерзкой, хотя на ее грязном лице были заметны светлые полоски от пролитых слез. Я едва волочил тяжелые цепи, прикованные к кандалам на лодыжках. Тем не менее мне удавалось идти, не спотыкаясь о разбросанные камни – даже когда я увидел помост погребального костра, сооруженный в центре площади.
За несколько утренних часов жрецы сколотили низкий помост, из которого торчали двадцать пять столбов различной высоты. Около каждого из них лежала свернутая веревка. Сам помост и все пространство вокруг него были завалены щепой, опилками и измазанными дегтем снастями. Все это должно было усилить пламя.
Вокруг, за веревочным барьером, гудела толпа. Сакри согнали сюда всех горожан. Лепидорцам предстояло увидеть показательную казнь их мятежного графа. Этла и ее ближайшие подручные сидели в удобных креслах на открытом пространстве. Их окружали семь пехотинцев Лексана. После бурной ночи количество оккупантов сократилось вдвое. И все они находились на площади.
Гамилькар и Сэганта стояли в стороне среди моряков «Изумруда» и команды «Эрикса». Рядом с ними я заметил капитана орцовой стражи. На нем почему-то была куртка с символикой торгового дома Бэрки. Наверное, Гамилькар проявил благодушие и снабдил одеждой наших расформированных пехотинцев.
Всех осужденных на казнь вытолкали к помосту и поставили на колени перед Этлой. Камни мостовой были мокрыми и холодными. Мои цепи переплелись.
– Все вы обвиняетесь в ереси второй степени, а Катан Тауро и Равенна Юлфада – в ереси первой степени. Эти преступления караются смертью на костре и не предполагают возможности помилования. Однако среди вас находится дочь калатарского фараона. Она рождена для высших почестей, дарованных Рантасом. Принцесса, выйди вперед! Тебе не пристало стоять на коленях в толпе омерзительных преступников!
Наступила тишина, но никто не шевельнулся. Равенна, взглянув на меня, гордо вздернула подбородок.
– Тогда мы найдем ее другим способом, – с усмешкой сказала помощница Премьера.
Маг ума поднял молоток, и тот озарился золотистым сиянием. Из наконечника вырвался луч света. Он коснулся головы апелага, стоящего в конце первого ряда и с изумительной скоростью побежал по этому ряду – от девушки к девушке. Луч на миг задержался на Равенне, но затем прошел мимо и, скользнув по пленным в последнем ряду, вернулся в молоток. Сияние угасло. Маг ума повернулся к Этле.
– Похоже, мы ошиблись, ваша светлость. Ни одна из них не является принцессой.
– Ты уверен?
– Абсолютно. Это совпадает с мнением инквизиторов. Никто из преступников так и не признался, что знает, как выглядит дочь фараона.
– Жаль. Впрочем, мы сделали все, что могли.
Она повернулась к нам.
– Вы, еретики и хулители Рантаса, осуждаетесь на смерть. Ваши души не найдут утешения на небесах и не вернутся в кругооборот элементалей. Вы навсегда покинете этот мир. Ваши имена будут прокляты, а эта казнь послужит хорошим уроком для последующих поколений.
Я едва не расплакался. "Помни, кто ты такой."
По знаку Этлы к нам направились инквизиторы. Они выводили апелагов к возвышению и снимали с них цепи. Двое жреиов провели нас с Равенной к лестнице и, подталкивая кинжалами, заставили подняться по грубым ступеням на помост погребального костра. Он по форме напоминал пирамиду. На верхней площадке возвышался центральный столб. Меня подтолкнули к нему. Я повернулся лицом к Этле. Равенна встала с другой стороны, я поверх толпы на руины ворот. С помощью двух сакри нас крепко привязали к столбу. Я дотянулся руками до ладоней Равенны, и наши пальцы сплелись вместе в последнем выражении любви.
"О милосердная Фетида, прошу тебя, – молил я, – если ты действительно являешься заступницей Тар'конантуров, то помоги мне теперь. Не дай умереть."
Но ответа не было. Когда к столбам, расположенным ниже наших, привязали Палатину, Илессель и других осужденных, я в последний раз осмотрел толпу горожан. Многие плакали. Женщины закрывали детям глаза. Я увидел, как Гамилькар кивнул мне головой и приподнял кулак, с поднятым вверх большим пальцем. Что он этим хотел сказать? Неужели что-то должно было случиться?
Инквизиторы действовали быстро и умело. Пока я с надеждой осматривал дворец и площадь, они привязали к столбам последних апелагов.
Смешно, но мне почему-то стало жаль веревок – столь обильно их использовали. После нашей казни клану придется потратить лишние деньги на их возмещение.
Над горами сверкнула молния. Магический щит защищал нас от шторма. Мы как бы находились под дождем, но он не доходил до нас. Казалось, что буря мстила нам с Равенной за желание командовать ею. Интересно, помогла бы мне Фетида, если бы я не пытался нарушить баланс природных сил?
Последний инквизитор отступил от помоста и встал за креслом Этлы. Сархаддон поднялся на ноги, взял незажженный факел из огненного дерева и направился к нам. Я был прав: это он должен был зажечь костер.
Вот и конец. Когда он достал трут, Гамилькар махнул рукой, и капитан дворцовой стражи закричал:
– Вперед!
Неожиданно я увидел, как Этла испуганно подскочила в кресле.
Мне показалось, что на землю спустился ад. Время замедлило бег. Мужчины в толпе обнажали кинжалы и бросались на сакри и пехотинцев Лексана. Они действовали недостаточно быстро, но их было много. Я увидел, как двое сакри упали с кинжалами в груди. У третьего из прорези маски торчала рукоятка ножа. Из верхних окон домов, окружавших площадь, полетели стрелы.
Лучники пробрались даже на крышу дворца. Их было не меньше тридцати, и они демонстрировали похвальную быстроту и меткость. Облако стрел накрыло группу Этлы. Инквизиторы и воины падали наземь. Тела походили на швейные подушечки, с торчащими в них иголками.
Получив ранение в руку, Мидий истошно закричал. Жрецы метались на открытом пространстве, и сакри ничем не могли им помочь. Их становилось все меньше и меньше. Толпа окружала уцелевших захватчиков, сбивала воинов с ног и чинила расправу. Меня удивляло, насколько безупречно скоординированы были действия горожан. Затем, увидев знакомые лица, я понял, что это были морские пехотинцы Лепидора.
Не в силах повлиять на события, я в возбуждении сжал пальцы Равенны и посмотрел в сторону Этлы. Помощница Премьера лежала в луже крови. Четыре стрелы пробили ей грудь, одна пронзила шею. Под опрокинутыми креслами прятались Мидий, Лексан и Сархаддон. Все остальные жрецы и инквизиторы были мертвы или смертельно ранены. Толпа горожан рвала на части оставшихся сакри. Пехотинцы Лепидора расхватали брошенное оружие и побежали в гавань.
Начался ливень. За пару мгновений я вымок до нитки. Когда маги Сферы пали под стрелами, щит над площадью разрушился, и мы оказались под яростным дождем. «Привет, старый друг!» – завопил я от радости, но мой голос утонул в грохоте грома.
– Катан! – прокричала Равенна. – Чудо свершилось!
– Я это уже понял! Мы снова промокли!