– Как скоро мы должны предоставить им доступ к нашим книгам племенного учета?
– Скоро. Вафф подгоняет дело.
– Тогда, мы увидим их акслольтные… чаны?
– Это конечно, тот рычаг, который я и использую. Он неохотно дал свое согласие.
– Все глубже и глубже в карманы друг друга, – проворчала Тараза.
Тоном полной невинности, Одраде проговорил:
– Идеальный союз, именно как я и сказала.
– Проклятие, проклятие, проклятие, – пробормотала Тараза.
– А Тег разбудил исходную память гхолы!
– Но разве Лусилла…
– Я не знаю! – Тараза повернула к Одраде угрюмое лицо и пересказала ей самые последние сообщения с Гамму: Тега и его отряд засекли, самые краткие сообщения о них, но ничего насчет Лусиллы, составляются планы, чтобы вызволить их оттуда.
При этом пекресказе, Тараза ощутила, как в мозгу ее возникает неприглядная картина. Что же такое этот гхола? Они всегда знали, что Данканы Айдахо – это не обыкновенные гхолы. Но теперь, с увеличенными способностями нервов и мускулов, да плюс неизвестное, запрограммированное в него Тлейлаксом – он превращается в дубинку, которую держишь в руке, потому что знаешь, что она очень даже может понадобиться для сохранения жизни, но пламя при этом бежит к твоей плоти на ужасающей скорости.
Одраде задумчиво проговорила:
– Пыталась ли ты когда-нибудь вообразить, что это такое – быть гхолой, внезапно Пробужденным в обновленной плоти?
– Что? Что ты…
– Осознавать, что твоя плоть выращена из клеток кадавра, – пояснила Одраде. – Он ведь помнит свою собственную смерть.
– Айдахо никогда не были обыкновенными людьми, – сказала Тараза.
– Так же, как и тлейлаксанские Господины.
– Что ты пытаешься сказать?
Одраде потерла лоб, выждав момент, чтобы пересмотреть свои мысли. Так трудно иметь дело с отвергающей привязанность, с той, чей взгляд на мир диктуется скрытой неугасимой яростью. В Таразе нет… нет отзывчивости, способности сочувствовать: она способна только выразить плоть и ощущения другого через логические построения.
– Пробуждение гхолы – это, должно быть, убийственное для него переживание, – сказала Одраде, опуская руку. – Устоять в нем может только обладающий колоссальной психической устойчивостью.
– Мы предполагаем, что тлейлаксанские Господины – это нечто большее, чем они представляются.
– А Данканы Айдахо?
– Разумеется. С чего бы еще Тирану покупать их у тлейлаксанцев одного за другим?
Это направление спора представлялось Одраде бесцельным. Она сказала:
– Айдахо были известны преданностью Атридесам, и мы должны помнить, что я – Атридес.
– По-твоему, верность привяжет этого гхолу к тебе?
– Особенно, после Лусиллы…
– Это может быть слишком опасным!
Одраде откинулась на угол дивана. Тараза хотела определенности. Жизни серийных гхол – это как меланж, обладавший разным вкусом в разных условиях. Откуда они могут быть уверены в своем гхоле?
– Тлейлаксанцы путаются с теми силами, которые произвели нашего Квизатца Хадераха, – пробормотала Тараза.
– По-твоему, именно поэтому они и хотят наши книги племенного учета?
– Да не знаю я, Дар, черт тебя побери! Разве ты не видишь, что ты наделала?
– По-моему, у меня не было выбора, – сказала Одраде.
Тараза изобразила холодную улыбку. Одраде играла превосходно, но ее следовало поставить на место.
– По-твоему, я бы сделала то же самое? – спросила Тараза.
«Она так до сих пор и не видит, что со мной произошло», – подумала Одраде. Тараза конечно ожидала, что чуткая к ее тайным пожеланиям Дар станет действовать независимо, но размах этой независимости потряс Верховный Совет. Тараза отказывалась замечать, как она сама к этому приложила руку.
– Практика, основанная на обычае, – сказала Одраде.
Эти слова поразили Таразу, словно пощечина. Только самые крепчайшая закалка Бене Джессерит удержала ее от яростного выговора Одраде.
ПРАКТИКА, ОСНОВАННАЯ НА ОБЫЧАЕ!
Сколько раз сама Тараза обнаруживала в этом источник своего раздражения, постоянное стрекало своей тщательно сдерживаемой ярости? Одраде часто это слышала.
А теперь Одраде цитировала саму Верховную Мать:
– Неподвижный обычай опасен. Враг может докопаться до модели, и обратить это против тебя.
Эти слова Тараза произнесла с усилием:
– Это слабость, да.
– Наши враги думали, будто знают наши обычаи, – сказала Одраде. – Даже ты. Верховная Мать, считала, будто знаешь те пределы, внутри которых я буду действовать. Я казалась тебе Беллондой, у которой ты знаешь заранее все слова и поступки.
– Так что, мы допустили ошибку, не поставив тебя надо мной?
– спросила Тараза. Она проговорила это с глубочайшей верностью долгу.
– Нет, Верховная Мать. Мы идем по деликатной тропинке, но нам обеим видно, куда мы должны идти.
– Где сейчас Вафф? – спросила Тараза.
– Надежно охраняется и спит.
– Призови Шиэну. Мы должны решить, не оборвать ли нам эту часть проекта.
– И чтобы нам бока намяли?
– Скажем так, Дар.
Шиэна все еще была сонной и терла глаза, когда появилась в общей комнате, но все же успела плеснуть водой на лицо и одеться в чистое белое облачение. Волосы ее все еще были влажными.
Тараза и Одраде стояли у восточного окна, повернувшись спинами к свету.
– Это Шиэна, Верховная Мать, – сказала Одраде.
Шиэна полностью пробудилась и напряженно выпрямилась. Она слышала об этой могущественной женщине – Таразе, – которая правит Орденом из далекой цитадели, называемой Дом Соборов. Яркий солнечный свет, лившийся из окна, ослепляя, светил прямо в лицо Шиэне. На его фоне фигуры Преподобных Матерей, стоявших спиной к окну, казались черными силуэтами с подрагивавшим контуром и едва различимыми лицами.