– Об остальных гхолах я знаю только по докладам, – сказала Шванги, – но, подозреваю, этот – наиболее задумчивый из всей серии.
Лусилла подавила непроизвольную дрожь, так яростно ее подмывало открыто восстать против отношения и слов Шванги. Ни единого намека, что мальчик внизу – такой же, как и все.
Пока Лусилла размышляла над этим, облака затмили солнце, как часто бывало в этот час. Над стенами Оплота задул холодный ветер, закруживший вихрями по внутреннему двору. Мальчик отвернулся и ускорил свои физические упражнения, согреваясь за счет возросшей активности.
– Куда он уходит, когда хочет побыть один? – спросила Лусилла.
– В основном, в свою комнату. Он несколько раз совершал весьма опасные вылазки, но мы это пресекли.
– «Он, должно быть, сильно нас ненавидит.
– Я в этом уверена.
– Мне надо будет сразу же взяться за него.
– Наверняка, у Геноносительницы нет сомнений в своей способности перебороть эту ненависть.
– Я думаю о Гиэзе, – Лусилла метнула на Шванги осведомленный взгляд, – меня весьма удивляет, что ты позволила Гиэзе совершить такую ошибку.
– Я не вмешиваюсь в нормальный процесс обучения гхолы. Если одна из его учительниц привязывается к нему искренней любовью
– это не моя проблем»
– Привлекательный ребенок, – сказала Лусилла. Они еще чуть-чуть постояли, наблюдая за упражнениями гхолы Данкана Айдахо. Обе Преподобные Матери ненадолго задумались о Гиэзе, одной из первых учительниц, привезенных сюда ради проекта гхолы. Подход Шванги был прост: «Гйэза, определенно, была неудачей». А Лусилла думала: «Шванги и Гиэза усложнили мою задачу». Ни Шванги, ни Лусилла ни на секунду не задумались над тем, как эти мысли подкрепляют их верность тем или иным принципам.
Наблюдая за ребенком во внутреннем дворе, Лусилла начала по-новому постигать, чего на самом деле достиг Тиран – Бог Император. Лито II использовал этих гхол бесчисленное количество раз и жизненных сроков – тридцать пять сотен лет сменялись гхолы Данкана, один за другим. Бог Император Лито II не был обыкновенным от природы. Он был величайшим Джаггернаутом человеческой истории, катящимся повсюду – давящим социальные системы, естественную и искусственную ненависть, формы правления, обряды (и табу, и мандаринаты), религии легкие и религии аскетичные. Сокрушающий вес его колесницы не оставил ничего без своих отметин, даже Бене Джессерит.
Лито II называл это Золотой Тропой, и этот Данкан Айдахо, типовой гхола, которого она видела сейчас под собой, был заметной фигурой в этом наводящем благоговейный ужас движении. Лусилла изучала отчеты Бене Джессерит – возможно самые лучшие во всем мироздании. Даже сегодня на большинстве планет Старой Империи до сих пор разбрызгивают капли воды на восток и на запад, произнося местные варианты: «Пусть твое благословение снизойдет на нас за это подношение, о Бог бесконечной силы и бесконечного милосердия».
Некогда добиться такого повиновения было задачей Бене Джессерит и их прирученного жречества. Но это обрело свою собственную инерцию, ставшую назойливым принуждением. Даже самые сомневающиеся из верующих говорили: «Что ж, вреда это причинить не может». Это было достижение, которое самые лучшие религиозные конструкторы Защитной Миссиоиерии Бене Джессерит наблюдали с восхищением, страхом и благоговением разочарования. Тиран превзошел лучших из Бене Джессерит. Пятнадцать сотен лет прошло со времени смерти Тирана, но Орден до сих пор беспомощен распутать главный узел этого устрашающего достижения.
– Кто отвечает за религиозную подготовку? – спросила Лусилла.
– Никто, – сказала Шванги, – к чему беспокоиться? Если он будет вновь пробужден к своей исходной памяти, то вернется и к своей изначальной вере. Мы будем иметь дело с ней, если когда-либо до этого дойдет.
Время тренировки мальчика вышло. Даже не оглянувшись еще раз на наблюдавших, он покинул внутренний двор и удалился в широкую дверь слева. Патрин тоже покинул свою позицию наблюдателя, даже не взглянув на Преподобных Матерей.
– Пусть тебя не одурачат люди Тега, – сказал Шванги. – У них глаза на затылке. Ведь мать Тега с рождения была одной из нас. Он учит гхолу такому, чего ему вообще никогда не следовало бы знать!
x x x
Взрывы являются также сжатиями времени. Все доступные наблюдению перемены в человеческой истории до некоторой стегни и с некоей точки зрения являются взрывными – иначе бы вы их не заметили. Плавная Непрерывность перемен, если ее достаточно замедлить, протекает незамеченной для тех, чей срок наблюдения слишком короток. Отсюда, говорю вам, я видел перемены, которых вы никогда бы не углядели.
Женщина, стоявшая в утреннем свете планеты Дом Соборов перед столом, за которым сидела Верховная Преподобная Мать Алма Тараза, была высока и гибка. Длинная черно-мерцающая аба, облекавшая ее от плеч до пола не могла скрыть грацию, проявлявшуюся в каждом движении тела.
Тараза наклонилась вперед в своем песьем кресле и проглядывала перекладные досье – глифы Бене Джессерит – проецируемые над поверхностью стола только для ее глаз.
«Дарви Одраде» так дисплей определил стоявшую перед ней женщину, а затем последовала сжатая биография, и так уже знакомая Таразе до мелочей. Дисплей служил нескольким целям – всегда надежная памятка для Верховной Матери, позволявшая порой взять паузу для раздумий, когда делаешь вид, будто изучаешь характеристики, и он же снабжал решающими доводами, если в ходе беседы всплывет что-нибудь нежелательное.