Старинные баллады выражают такую же сентиментальную озабоченность судьбой побежденных, как и Общество защиты аборигенов. Во времена, когда люди были суровы и грубы, когда их повсюду подстерегали опасности, когда они жили по жестоким законам и действительно знали, что значит сражаться, у них было только два вида песен. Первый — песни, выражающие ликование по поводу победы слабых над сильным врагом; второй — горестные стенания по поводу редкой победы сильных над слабыми. Ибо это нежелание мириться с существующим положением вещей, это постоянное стремление нарушить существующее равновесие, этот дерзкий вызов миру сильных — вот в чем сущность и величайшая тайна психологического феномена под названием человек.
Его сила в том, чтобы презирать силу. Отчаянная надежда — не только подлинная надежда, но и единственная подлинная надежда человечества. В самых суровых балладах о Шервудском лесе разбойники вызывают наибольшее восхищение, когда они бросают вызов не только королю, но и герою (что гораздо ближе нашей теме). В тот момент, когда Робин Гуд становится кем-то вроде Сверхчеловека, благородный хроникер показывает нам, как Робин оказывается побежденным бедным жестянщиком, которого он собирался убрать с пути. И благородный хроникер говорит об этом так, что победа жестянщика вызывает у нас истинное восхищение.
Это великодушие не есть продукт современного человеколюбия и не имеет никакого отношения к миру. Это великодушие — просто одна из утерянных составляющих искусства войны. Последователи Хенли призывают к созданию могучей и непреклонной Англии, и поэтому они пытаются найти в жестоких старинных историях могучую и непреклонную Англию. Но на страницах этой жестокой старинной литературе они находят надпись: «Политика Маджуба»[17].
6. Омар Хайям и лоза виноградная
Так называемая новая нравственность не без ярости вцепилась в проблему пьянства. Энтузиасты не знают покоя — от тех, кто выдворяет людей из ресторана в 12.30, до пылкой дамы, которая крушит топором американские бары; но все они почти всегда признают, что пить можно в одном-единственном случае: для подкрепления, как пьют лекарство.
С этим я не соглашусь ни за что на свете. Пить безнравственно и опасно только в том случае, если выпивка для вас — лекарство. И вот почему. Если вы пьете для удовольствия, вы гонитесь за чем-то редким — ведь пока вы в здравом уме, вы не ждете, что каждый час принесет вам удовольствие. Если же вы пьете для здоровья — вы стремитесь к вещи естественной; к тому, что вам положено; к тому, без чего вы действительно не можете обойтись.
Тот, кто познал искушение экстаза, еще может устоять; но вряд ли устоит тот, кто познал искушение нормальности. Представьте себе, что вы даете человеку волшебное снадобье и говорите ему: «Прими, и ты перепрыгнешь памятник!» Без сомнения, он примет и перепрыгнет, но вряд ли он начнет прыгать день и ночь на потеху согражданам. А вот если вы дадите снадобье слепому и скажете: «Прими, и ты увидишь», искушение окажется много, много сильнее.
Как сможет он удержаться, заслышав цокот копыт или пенье птиц на рассвете? Не так уж трудно отказаться от развлечения; почти невозможно отказаться от непременного условия нормальной жизни. Всякий врач знает, как опасно давать больным алкоголь, даже для подкрепления сил. Я совсем не хочу сказать, что, по моему мнению, нельзя дать больному для бодрости глоток вина. Но мне кажется, что гораздо естественней и несравненно полезней давать его здоровым просто так.
Здравая точка зрения на выпивку покажется парадоксом, как и многие здравые мнения. Пейте от радости, но никогда не пейте с горя. Никогда не пейте, если вам без этого плохо, — иначе вы уподобитесь серолицему подонку. Пейте, когда вам и без того хорошо, и вы уподобитесь веселым крестьянам Италии. Не пейте потому, что вам надо напиться, — это разумное пьянство, оно ведет к смерти и аду. Пейте потому, что вам не нужно, — это пьянство неразумное и древнее здоровье мира.
Несколько десятилетий лежит на английской словесности славная тень восточного поэта. Перевод Фитцджеральда вобрал в себя, сконцентрировал весь темный, пассивный гедонизм нашей эпохи. О литературных достоинствах этой книги говорить не стоит — мало на свете стихов, в которых с такой силой соединились бы веселая колкость эпиграммы со смутной печалью песни.
17
Унизительное поражение англичан у горы Маджуба в 1881 году привело к окончанию первой англо-бурской войны и к изменению имперской политики правительства Британии