Карл Иванович отстранился от прибора. Взгляд у него был отстранённый. Но недолго: уже спустя несколько секунд он моргнул, слегка качнул головой и улыбнулся.
— Что ж, товарищ Сырмяжский, поздравляю. Никто в ваших мозгах не ковырялся, следов воздействия анимансера не выявлено. Иначе говоря, вы в полном порядке.
— Рад слышать. Значит ли это, что мой карантин закончен?
— О, само собой, — кивнув, Карл Иванович принялся разбирать прибор и складывать детали обратно в саквояж.
— Я могу встретиться с товарищем Юматовым?
— Это решать не мне. Я лишь доложу, что вы не представляете опасности. Всего доброго, товарищ.
Поднявшись, Карл Иванович прихватил саквояж и направился к двери.
Я остался в одиночестве. Правда, ненадолго: в комнату вошёл уже знакомый майор.
— Прошу за мной, товарищ Сырмяжский, — сказал он. — Я распоряжусь отвезти вас домой.
Похоже, вождь не торопился выслушать мой доклад. А ведь у меня уже меньше двенадцати суток. Но настаивать наверняка бесполезно и даже опасно. Будем надеяться, что Юматов созреет для встречи в ближайшее время.
— Спасибо, — сказал я, вставая. — Отдохнуть, и правда, не помешает.
Глава 3
У выхода из здания меня ждала чёрная машина, возле которой стоял шофёр в форме. Смахивал он на атлета, так что, вероятно, также выполнял функции телохранителя. Завидев меня, он поспешил открыть заднюю дверцу.
— Здравия желаю, товарищ Сырмяжский, — проговорил он, когда я приблизился.
— Привет, — кивнул я. — Домой.
— Слушаюсь.
Как только он сел за руль, машина тронулась и, быстро набирая скорость, влилась в поток других автомобилей.
Я продолжал разглядывать Старгород. Выглядел он, несмотря на название, довольно современно. Большая часть зданий казалась новой. Не было ни одного храма, что меня не удивило: коммунизм с религией не дружит. Видимо, потому что сам, в некотором смысле, является религией. И делить это поле ни с кем не желает.
Повсюду виднелась советская символика. Она напоминала ту, что существовала в моём родном мире, но отличалась от неё. Также нам попалась по пути демонстрация: люди шли с флагами и транспарантами. Несли гвоздики. Дети тоже были. И всё это происходило под бой барабанов. Шествие было довольно многочисленным — не меньше сотни демонстрантов.
Мы объехали их и помчались дальше, пока не остановились перед двухэтажным, обнесённым чугунной оградой особняком. Небольшим, по меркам Камнегорска, но довольно симпатичным.
Охранник открыл нам ворота, и машина въехала на территорию.
— С возвращением, товарищ Сырмяжский, — проговорил сторож, приложив руку к фуражке.
Шофёр остановился возле крыльца, и я вышел прежде, чем он успел открыть мне дверь.
Кивнув ему на прощанье, я поднялся по ступенькам, достал из кармана ключ, отпер замок и вошёл.
Обстановка была простой, но далеко не бедной. В холле висели картины, стоял белый бюст вождя. Я прошагал к арке и заглянул в неё. Коридор. С планировкой здания предстояло ознакомиться. Интересно, есть ли тут слуги. Вроде, не положено в советском обществе, но как тут обустроили свой быт партийные функционеры? Женат Сырмяжский не был, детей не имел, так неужели сам себе готовил и в магазин ходил за продуктами?
Мои размышления были прерваны появлением женщины лет тридцати семи, одетой в строгое серое платье. Чёрные волосы были завязаны в пучок на затылке.
— Товарищ Сырмяжский! — воскликнула она, выйдя из двери справа. — Какой сюрприз! Меня не предупредили, что вы уже вернулись.
Я порылся в памяти, пытаясь сообразить, кто это такая, но, похоже, Сырмяжский никаких сведений об этой даме не сообщал. По крайней мере, в выданных мне бумагах о ней не говорилось ни слова.
— Ах, простите! — воскликнула женщина, видя мою растерянность. — Меня зовут Ольга. Я от отдела кадрового распределения. Мы не успели познакомиться перед тем, как вы отбыли из города. Буду вести ваше хозяйство, — она улыбнулась. — Вы ведь отправляли запрос?
— Ну, конечно, — ответил я. — Само собой. И… добро пожаловать.
— Для меня большая честь вам помогать, — сказала она. — В ваше отсутствие я успела кое-что сделать по дому. Хотите получить отчёт?
— Нет, я с дороги малость устал. И проголодался.