— Господин барон Николай Скуратов?
— Он самый, — пришлось остановиться. — Чем могу?
— Его Милость барон Лукьянов просит уделить ему несколько минут, — амбал показал на лимузин.
— Разве я могу отказать? — холодно улыбнулся я. — Пошли.
— Коля, ты уверен?! — зашептал мне в ухо Кирилл, схватив меня за рукав. — Это же отец Андрея! Ну, того парня, которого ты…
— Спасибо, я в курсе, — перебил я, отцепив его пальцы. — Думаешь, я боюсь? Или покажу, что опасаюсь барона? Ждите меня в кафе. Если долго не будет, уходите.
— Мы сообщим Шуваловым! — шепнул Артём.
— Только если совсем пропаду. Идём, — кивнул я терпеливо дожидавшемуся охраннику. — Несколько минут у меня есть.
Глава 24
Мне открыли заднюю дверь. Внутри сидел мужчина лет пятидесяти с фиолетовыми зачёсанными назад волосами и усиками. Тяжёлое лицо с глубокими крупными морщинами возле носа и на лбу подпирал стоячий воротник мундира. На груди переливалась бриллиантами восьмиконечная звезда. Видимо, орден.
— Спасибо, что согласились уделить время, барон, — проговорил он, едва я расположился на сиденье напротив него. Протянул руку. Ладонь оказалась жёсткой и крепкой. — Меня зовут Фёдор Лукьянов. Мы с вами не знакомы, но я слышал о том, какая вас постигла участь. И ещё, что мой сын напал на вас. Это произошло в школе?
— Да, барон. В коридоре.
— На перемене?
— Нет, во время урока. Я вышел в уборную.
— Могу я узнать, что вы не поделили?
— Даже не знаю. Я просто шёл по своим делам. Вам лучше поинтересоваться у своего сына.
Барон помолчал, глядя на меня немного исподлобья.
— Я знаю, что у Андрея были проблемы с дисциплиной. Он… неуравновешенный парень. К сожалению. Вы такого впечатления не производите. Мне хотелось бы понимать, что случилось. Он серьёзно пострадал. Вижу, у вас синяк. Он действительно использовал родовой Дар?
— Да, скрылся в тени. Я не заметил, как он подкрался.
Барон заметно помрачнел. Покачал головой. Должно быть, родителя удручал характер отпрыска, делающего роду Лукьяновых не самую лучшую репутацию. На его месте я забрал бы его из Преображенской школы и держал от других кланов подальше.
— Приношу вам извинения от его и своего лица, барон, — проговорил мой собеседник. Было заметно, что сделать ему это было не совсем легко. Всё-таки перед ним сидел пятнадцатилетний пацан. Но, сколько бы лет мне ни было, я оставался бароном. Мы с Лукьяновым стояли на одной ступени аристократической лестницы. — Это непозволительное поведение. Даю слово, что больше мой сын вас не побеспокоит, — добавил он и решительно поджал губы. Похоже, парня-таки заберут и спрячут от чужих глаз. — Но я должен знать, с чего всё началось. Уверен, вы представляете, что послужило… причиной нападения на вас.
— Возможно, дело в том, что мне отдали его должность в театральной студии.
Я объяснил, как получилось, что его сыну дали отставку.
— Кажется, я понимаю, — кивнул Лукьянов. — Да, это возможно. Вполне. У Андрея очень болезненное самолюбие. Что ж, — барон вздохнул, — ещё раз примите мои извинения.
— Извинения приняты, — кивнул я. — Мне жаль, что вам пришлось тратить на это время.
— К сожалению, иногда приходится.
Когда я вылез из машины, на лицах Артёма и Кирилла, так и не ушедших ждать меня в кафе, отразилось облегчение. К счастью, они не бросились мне на шею, поздравляя с чудесным избавлением. Представляю, как это смотрелось бы со стороны.
— Спокойно! — на всякий случай предупредил я, подходя. — Без пены, ладно? Пусть отъедет.
— Ты быстро, — заметил Кирилл. — Кто это был? Барон Лукьянов?
— Он самый.
— А чего хотел? Угрожал?
— Нет, извинялся. За сына.
— Серьёзно?! — удивился Кирилл. — Вот так просто?
— Ну, парень накосячил. Папе пришлось потратить немного времени, чтобы это уладить. Только смотрите: никому ни слова! Я серьёзно! Не вздумайте об этом трепаться.
— Да, ясное дело! — кивнул Артём. — Ни единой живой душе!
— Мы могила, — серьёзно сказал Кирилл.
— Не подведите. Я вовсе не хочу, чтобы начали болтать, будто я хвастаюсь, что барон передо мной извинялся. Это только наше с ним дело. Вам рассказал, потому что иначе вы бы замучили меня расспросами, что я делал в тачке.
— Это точно! — согласился Артём. — Покоя не дали бы.