— Я тебя умоляю! Не начинай!
— Он выглядит хуже, чем два дня назад.
— Никто не будет выглядеть хорошо, если проведёт неделю связанным в темноте.
Максим коротко недовольно стрельнул в неё глазами, но готовить не перестал.
— Что у нас на завтрак? — совсем другим голосом, слегка подлизываясь, спросила она.
— Ничего особенного, яйца и салат. Я тоже устал.
Кира с сомнением посмотрела на мужа.
— Чем занимался всю ночь?
— Копал эрхольские досье. Но ничего не нашёл.
— Это было ясно сразу, — тихо, примирительно сказала Кира. — Меня ещё Корней предупредил, что никаких документов на леронов у них нет.
— Бывают записи о правонарушениях, это же всё-таки цивилизованный мир. К тому же я думал… вдруг что осталось со времён «до» войны.
Кира выжидающе глядела на него.
— Ничего, — пояснил Максим, — всё стёрто подчистую. Целый мир.
Кира вздохнула. Посмотрела на яйца, которые Максим поставил перед ней на стол. Пробормотала:
— Спасибо.
И стала есть.
Максим больше не заговаривал ни о чём, оставив ей возможность обдумать всё, что произошло.
Спускаться вниз не хотелось… Было страшно, что придётся отвечать за свои слова. И в то же время, хотелось как можно скорей увидеть, действительно ли пленник так плох. Чем дальше, тем меньше Кира хотела причинять ему боль — и это её беспокоило. В большинство случаев те, с кем она работала, всё-таки были виновны.
«И он виновен», — напомнила она себе. — «Он троих человек хотел сделать своими запрограммированными рабами. Он — террорист».
Но чем больше она напоминала себе о том, почему этот лерон связанный сидит внизу, тем явственней вспоминалось его лицо. Просыпалось нездоровое любопытство — каким он был бы без шрамов? Всплывало в памяти его скрючившееся тело в фокусе камеры, его остекленевшие, заплаканные глаза. Ну какой он террорист? Не то чтобы Кира не видела крокодиловых слёз… Но это было совсем не то. Беспомощность, вот что было написано на его лице. Потерянность и отчаянье. И всё равно — не страх.
Кира вздохнула. Составила посуду в раковину и, так толком и не приведя себя в порядок, стала спускаться в подвал.
Пленник лежал на боку. Спал? Кира осторожно подошла к нему, боясь совершить ошибку. На табуретке перед ним стоял поднос с пустым пластиковым стаканом.
Кира на всякий случай щёлкнула пультом, блокируя дверь.
— Ну что, не надумал отвечать? — спросила она.
— Пошла к чёрту, — устало отозвался лерон.
— Видимо, надо было дать тебе на ночь препарат, — отметила Кира.
Брать плеть или какие-либо ещё инструменты она не стала, в этот раз надо было только закрепить эффект.
— Повернись на спину, — холодно скомандовала она.
Лерон не послушался.
Кира шагнула к нему и, перехватив поперёк живота, резко дёрнула на себя.
Худое, изможденное тело распласталось перед ней на столе. Вчера она больше видела его со спины и толком не успела разглядеть с этой стороны. И всё-таки лерон был красив. Если бы не шрамы… Ему шла даже эта чрезмерная худоба. И при мысли о том, что вчера она сидела на этом лице, этот язык ласкал её между ног… снова стало горячо.
Кира сглотнула.
«Ты здесь не ради удовольствия», — напомнила она себе.
Накрыла рукой впалый живот. Лерон продолжал смотреть на неё и в глазах его появился уже знакомый страх.
— Может тебе нравится быть игрушкой?
— Нет.
— Грязный раб, — взгляд Киры остановился на поднявшемся члене… жертвы? «Где тут жертва, если он хочет тебя также, как ты его?»
Кира прогнала эту мысль и заставила себя вернуться на рабочую волную. Захватила ладонью напряжённую плоть и крепко сжала, принялась мять, требуя опасть.
— Ты — никто, — сказала она. А в следующую минуту опять начало происходить чёрти что.
Дело в том, что руки лерона рванулись к ней, схватили за горло… Кира попыталась перехватить их, но только коротко вскрикнула и упала на пол. Больно ударилась затылком, так что в глазах на несколько секунд потемнело.
— Хочешь, доставлю тебе удовольствие, госпожа? — прошипел пленник ей в лицо. Кира почувствовала, что её ноги разводят в стороны. Услышала, как трещит бельё… Войти Сай не успел. Инстинкты сработали лучше, чем разум. Бёдрами Кира обхватила его бёдра, толкнула, опрокидывая на спину и девушка поудобнее устроилась верхом. Тут же почувствовала, что напряженный горячий член всё ещё упирается ей между ног.
Пленник тяжело дышал. Смотрел на неё взволновано и зло. И только на самом донышке его глаз таился страх.
Три эти чувства смешались в упоительный коктейль, и без того опьяневшее тело качнулось как будто само собой, потираясь о его плоть.
Сай застонал. Болезненная ненависть к самому себе отразилась в его глазах.
Кира даже не осознала, что делает, когда наклонилась к нему и впилась в его губы.
Его руки, всё ещё сжимавшие её горло, разжались. Сползли ниже, обхватывая грудь.
Кира приподнялась, насаживаясь на него, и Сай застонал ей в губы. Толкнулся навстречу, краем сознания осознал, что делает, но тянущая боль в точке соприкосновения их тел была нестерпимой.
Это походило на безумие. Он плохо помнил, когда был в женщине в последний раз. Мариша никогда не разрешала делать это с собой. Мариша распяла бы его на стене и выпорола до полусмерти за то, что он сделал только что. Но Мариша была тут абсолютно не при чём. Он хотел эту женщину, госпожу или не госпожу, сейчас ему было абсолютно всё равно. Исступлённо он толкался навстречу её телу, не замечая, как руки стягивают с неё свитер. Сегодня в ней не было совсем ничего угрожающего. Когда Сай только повернул голову, он увидел в её глазах отражение собственной усталости. И ему было почти жалко её — почти, но всё же не настолько, чтобы не использовал свой шанс.
«И на что ты его используешь?» — Саю стало смешно.
Рывком он опрокинул дознавательницу на спину, но вместо того чтобы встать и броситься к двери, только перехватил её руки, свёл над головой, и так, удерживая, продолжил яростно вбиваться в неё.
Зелёные глаза смотрели жаждущее и зло — так что не понять, нравится ей или нет. Но бёдра подпрыгивали навстречу, со всей силы ударялись о его.
«Что же мы творим?» — пронеслось у Киры в голове.