Рядом лежал человек - точнее, его неловкая имитация из папье-маше, с длинными руками-полотенцами и ногами-трубками. Поверх фигуры были накиданы маски, с дюжину всяческих: от антикварных Пьеро и жутких демонических рыл до зайчиков, свинок и лисичек с детсадовских утренников. Лицо «человека» было стёрто - так, словно кто-то пытался нарисовать его, но передумал и смахнул эскиз влажной тряпкой, размазав краску по лицу. Окружённый масками человек со стёртым лицом именовался Свободой - так гласила надпись на табличке у инсталляции.
Покачав задумчиво головой - да, вот вам и свобода... - я перешла к третьей композиции. Там парило нечто воздушное, состоящее из блестящих шариков, подвешенных к высокой раме на тонких нитях, между которыми болтались ножницы - тяжёлые, портновские. Такими в школе мне приходилось раскраивать ткань на уроках труда. Что же это означает?
- Мечты... - Машка, осматривавшая экспонаты с той стороны зала, подошла ко мне. - Прикинь, это мечты. А почему здесь ножницы?
- Не знаю. Наверное, символизируют страхи или ограничения. Что-то, что может помешать...
- Но ведь они не срежут нить с шариком случайно, это должен сделать сам человек, - резонно предположила Маша.
- Ну, да, получается, что мы сами берём портновские ножницы и отрезаем себе крылья. Да, мне кажется, куда лучше здесь смотрелись бы крылья, - подумала я вслух.
Сумка соскользнула с плеча на руку, неприятно ткнув меня днищем в бок. Хлам внутри подпрыгнул и чуть не выскочил наружу, как это случилось часом назад в машине.
- Ты чего ходишь с двумя сумками? - заметила, наконец, подруга. - Взяла бы и переложила всё в обновку, а старую можешь сразу и выкинуть.
- Ой, да что-то не подумала. Точно!
Я оглянулась по сторонам. В центре зала была установлена высокая тумба, на которой лежал увесистый камень - втрое крупнее моего алтайского булыжника - и стояла пепельница с окурками. Здесь вроде не курят... Зачем?!
- Давай к этой стойке отойдём, я там быстренько всё поменяю! - предложила я Мане, и та согласно кивнула.
Мы водрузили сумки на тумбу и начали бодро перекидывать вещи из старой в новую. Маня, посмеиваясь над моей «коллекцией», с любопытством разглядывала её.
- Зачем тебе три кошелька?
- В одном я мелочь ношу, второй для крупных купюр, но я постоянно забываю про него, и потому он всегда пустует. А третий завалялся с незапамятных времен, всё недосуг выбросить.
- А камни?
- Везла из отпуска, но так и не выложила.
- А чеки?
- Знаешь, иногда бывает нужно что-то написать, а блокнота нет под рукой...
- Ясно... Давай избавимся от этого прямо сейчас? Оставим в сумке и выкинем её вместе с хламом? - предложила Машка.
- Да, ты права, - согласилась я.
В новую сумку перекочевали документы, деньги, два кошелька и косметика. И телефон, который я сунула во внутренний кармашек. Очень удобно! Кармашек завибрировал и заиграл до боли знакомую мелодию...
Надо же, неужели бывшему что-то понадобилось? Я приняла входящий вызов, и отбежала к окну.
- Давай встретимся, - попросил бывший.
Голос его был печален и напряжён - и это ласкало слух.
Ах, вот как?! Встретиться он захотел, подумать только?! Дошло наконец-то, что был неправ.
- Ну, не знаю... - протянула я. - Может, когда-нибудь и встретимся...
Зачем я это говорю?! Сейчас он ответит: «Да, действительно, нет смысла», и я останусь стоять в очень красивой позе в зале со странными инсталляциями - с удовлетворённым самолюбием и вдребезги разбитым сердцем, которое могло бы собраться воедино, не окажись я такой стервой.
Впрочем, бывший на этот раз проявил сознательность:
- Нет, давай не когда-нибудь, а сегодня.
- Хорошо, - тут же согласилась я, вмиг сдавая позиции, отвоёванные тридцать секунд назад.
- Я приеду. Ты дома?
- Нет, я на выставке! - похвалилась я, чтобы он понял, что я совсем и не скучаю без него; и тут же добавила, чтобы он не передумал: - Но я уже всё посмотрела...
- Давай я подъеду к выставке! Где она?
- На Достоевского.
- Через полчаса буду.
- Хорошо, - равнодушно ответила я и нажала отбой.
...И со всех ног полетела к Маньке, напугав её до беспамятства - вцепилась в неё, обняла за плечи и начала трясти. Подруга опешила:
- С ума сошла? Кто тебе звонил?
- Ну, кто же ещё, как не Пашка, - радостно восклицала я. - Это он, это он, это он!
- Он же козёл? - уточнила Маша.
- Был козлом. Двадцать минут назад. Но только что перестал им быть.
- Понятно, - улыбнулась подруга. - Хочет помириться?
- Да, да, да! - затанцевала я, и извиняющимся тоном «попросилась»: - Я пойду с ним поговорю, ладно? Очень нужно! Очень-очень!