— Я поведу его, мистер Карпентер, — сказал Скип, — я знаю, как им управлять.
Карпентер не сказал ничего. Привалившись к гусенице Сэма, он чувствовал руки, поддерживающие его, но эти руки не были достаточно сильными, и он продолжал сползать вниз. Вскоре он ощутил спиной землю. Он взглянул на небо; оно превратилось в карусель. Луна обернулась серебряной лошадкой, которая все бежала и бежала по кругу. Карпентер попытался взобраться на нее так же, как он делал это, когда был маленьким мальчиком, но лошадка ускользнула от него, а карусель закружилась все быстрее и быстрее и, наконец, закрутилась так быстро, что сорвалась стрелой во тьму и исчезла.
Глава 7
Карпентер лежал в церкви на одре. Он был уверен, что умер.
Нет, не в церкви. В кафедральном соборе.
Белые колонны с обеих сторон, возведенные из больших, сложенных друг на друга квадратных блоков известняка, поднимались до высокого сводчатого потолка, который тоже оказался известковым и свет от которого отражался вниз, в обширный неф.
Он не мог видеть стены собора. Возможно, потому, что они были слишком далеко.
Да, он определенно умер, потому что рядом с ним сидела девочка-ангел. Она плакала.
На коленях у нее была миска, а в руке она держала ложку. В миске был куриный суп. Он мог бы сказать это по запаху.
Его одр был приподнят с одной стороны и опирался на что-то таким образом, что, хотя Карпентер лежал на нем, он был в полусидячем положении. Кто-то накрыл его одеялами.
Ложка в руке ангела коснулась его губ, и он проглотил ее содержимое; да, это был куриный суп. Он согрел его горло. Он проглотил еще одну ложку.
Почему это ангел кормит его куриным супом, если он умер?
Все растаяло перед его глазами.
Когда он снова открыл глаза, ангел все еще сидела рядом. Она больше не плакала, но ее глаза были влажными. Они были голубыми и походили на сентябрьские астры после дождя.
Миска с супом все еще была у нее на коленях. Или, быть может, это была другая миска; он не знал, как долго был без сознания. Была ли это другая миска или нет, но по запаху он понял, что в миске был куриный суп. Ложка коснулась его губ, и он сделал большой глоток. Это был хороший суп. Самый лучший суп, который он когда-либо пробовал.
Неф собора теперь был виден более отчетливо. Он мог рассмотреть одну из его стен, находящуюся на довольно значительном расстоянии. Она больше походила на большую кучу камней, чем на стену. Слева от камней был вход, заросший диким виноградом. Судя по лучам солнца, пробивающимися между виноградными лозами и разукрасившими пол арабесками, снаружи должен быть или полдень, или утро.
Какой странный вход для кафедрального собора!
Снова ложка. Он проглотил еще одну порцию куриного супа. Затем появился маленький контейнер молока с трубочкой. Он потянул молоко через трубочку. Судя по тому, что молоко было холодное, оно должно было быть из холодильника Сэма.
Сэм?
Да. Сэм. Его трицератанк.
Он услышал журчание. Оно походило на журчание ручья.
Он снова провалился в беспамятство.
Когда он очнулся, он увидел два лица. Одно из них было лицом ангела, другое — лицом мальчика. Он узнал мальчика. Его звали Скип. Затем он узнал ангела. Это была принцесса Большого Марса.
Был ли это ее дворец?
Еще куриного супа. Ложка за ложкой. И снова молоко. Он выпил половину контейнера. Или, может быть, весь контейнер; он не знал.
Он вспомнил — что-то случилось с его правой рукой. Он посмотрел на нее. Она была аккуратно перевязана от середины предплечья до середины плеча. Остальное было обнажено.
Его другая рука тоже была обнажена. Так же, как и его плечи. И куда подевалась его рубашка?
Его брюки исчезли, также, как и ботинки. И его нижняя одежда. Он лежал раздетым под одеялами.
Должно быть, в один из тех промежутков времени, в которые он находился без сознания, кто-то раздел его.
Или, возможно, его раздели перед тем, как уложить.
Это было неправильно. Он должен быть одет в новенький, с иголочки, костюм.
Неужели он все-таки не умер?
Он снова отключился.
На этот раз он был на Земле настоящего. И кого он видит — конечно же, это мисс Сэндз. Она в своем кабинете в отделе хронологии, и он только что вошел туда. Он давно собирался сказать ей о безответной любви, которая горела в его груди, но он ни разу не осмелился сделать это. Но теперь он был новым Карпентером. И пусть она посмеется над его словами, если уж это должно случиться, но он должен сказать ей.