Так что они, по идее, не должны удивляться, увидев нас. И все-таки, конечно, они бы удивились. То, что мы читаем их книги, удивило бы их еще больше. И, наверное, смутило бы.
Повернувшись к Бернис, я говорю: «Зачем они писали о будущем, если не понимали настоящего?»
«Потому, — отвечает она, — что не могли понять. Если бы они попытались и сделали усилие, то, возможно, пробились бы сквозь толстенный слой самомнения и увидели бы проблеск истины».
«Наверное, ты права, — соглашаюсь я. — Но я сомневаюсь, что у этих книг был массовый читатель, так что их прозрения вряд ли могли бы изменить мир к лучшему».
«К тому же, — замечает Бернис, — они бы не смогли распознать истину, даже если бы увидели ее. Они ведь жили в эпоху, которую историки позже назвали Веком Лицемерия». А в Век Лицемерия не может быть истины. Только общественное мнение, которое покупают задорого умные люди с большими деньгами. Так что даже самые упорные искатели истины все равно рано или поздно начинают заблуждаться. А эти наши писатели — не из самых упорных.
И не из самых честных, подумал я. Нельзя найти свое сегодня в чужом завтра. «Сол» — так они называли солнце, а Землю — «Сол-3».
Как странно. Сол-солнце — его теплые лучи сейчас освещают нас, хоть и неспособны что-то добавить к степени нашего комфорта, ведь наши тела нечувствительны к температуре. И все же, теплые лучи солнца ложатся на нас, как мы ложимся на берег голубого озера. Скоро Сол-солнце зайдет, и черная ночь опустится на Землю, как черная смерть.
Для нас смерть давно утратила значение, даже если когда-то мы и встретимся с ней. Но наша встреча не будет столь мрачной и таинственной, как у наших предшественников. Нет, я не хотел бы жить в те темные, унылые времена.
Наш интерес не ограничивается только теми авторами, которые писали о будущем. Мы изучаем и тех, кто описывал свое время. Некоторые из них очень хороши — их книги точно отражают суть их общества. И, если это считать критерием оценки высокого писательского мастерства, то в Век Лицемерия — как и в предшествующие эпохи — мастерство определенно существовало. Один из авторов в нем особенно преуспел — он как обращенное к миру зеркало, чье волшебное стекло передает все полутона и оттенки так точно и живо, что они надолго впечатываются в память. Именно таких писателей и стоит читать, если хочешь узнать о прошлом. Будущее нам и так известно, ведь мы в нем живем… и все равно всегда интересно узнавать, каким видели его авторы прошлого, что они о нем думали, какими представляли себе космические путешествия.
Дни бегут быстро, а нам с Бернис нужно еще так много пережить. Я говорю «пережить», хотя слово это неточное, по крайней мере, его смысл для нас не таков, каким был раньше.
Для людей прошлого жизнь означала череду контрастов, работу и отдых, радость и боль, пиршества и голод — и над всем этим нависала неотвратимая тень смерти. Нет, не о такой жизни я говорю сейчас, сидя на бренной Земле и отпуская свой разум в свободный полет. Наш способ жизни был бы совершенно непонятен и неприемлем для человеческой расы, не достигшей зрелости. Хотя это слово опять-таки неточное — под «зрелостью» я имею в виду «нынешний уровень развития». Как и многие до меня, я пребываю в убеждении, что эпоха, в которую я живу — высшая точка развития человечества. (И это та истина, о которой говорила Бернис). Подозреваю, что преступники давнего прошлого, приговоренные к смертной казни, за секунду до того, как лишиться головы, верили, что живут в наилучшем из миров. И не удивлюсь… да нет, я уверен, ведь я много прочитал… я уверен, что эти бедняги из Века Лицемерия, даже погрузившись в самую глубокую трясину лжи и самообмана, все равно были свято убеждены, что все предыдущие поколения существовали только затем, чтобы проложить им путь к вершине. Хотя, возможно, они бы это отрицали. Человек — заложник своего времени, неспособный не только увидеть, как выглядит тюрьмаснаружи, но и не осознающий, чем он окружен внутри. Ночь опускается на нас, надменная, как смерть. Мы с Бернис сидим в шалаше, который сложили из чисто ностальгических побуждений. И еще мы разожгли небольшой костер — не ради тепла, а чтобы поддерживать огонек прошлого здесь, на берегу. За светом костра начинается темнота, а за темнотой звезды. Скоро мы с Бернис вернемся туда — там наше место. Мы можем находится на планете лишь короткое время, и это заставляет нас задаваться вопросом: почему древние авторы столь легкомысленно пришли к выводу, что жизнь, зародившаяся в море, должна эволюционировать исключительно на Земле? Почему для них Земля — это финальная точка, а вовсе не вторая ступень, несмотря на то, что их фантазия запустила нас в космос в огромных фаллоподобных кораблях?