Итак, прощайте. Я ничего не желаю вам — вы в этом не нуждаетесь.
Клаус Энгельмайер».
22. 10. 10 бв.
Пожалуй, мне еще не было так трудно. И все же рабочий день есть рабочий день. С утра было селекторное совещание по вопросам безопасности. Строительство расширяется, людей надо беречь. Случай с Ватанабэ у всех на памяти. Потом координировались с экосистематологами. Ну и нахалы же! Ведут себя так, будто весь ближний космос и ВНИП В том числе, работают только на них. Словом, сегодня дел мне хватило, и все же неотступно сверлит мысль о письме Клауса. Требуется довольно значительное усилие, чтобы включиться в работу, которая все же идет куда медленнее, чем обычно.
Успел настроить автоматику разворота гелиобатарей, проверить состояние поверхностей камер сгорания двигателей, хотел было заняться инспекцией, но вдруг меня словно в сердце толкнуло. Конечно, в наше время существуют более современные и надежные методы прогностики, но я доверяю и этому. Сел в кресло и заказал сводку по Булунгу. И пока слушал, сидел как ошпаренный.
В столице начались уличные бои. Часть армейских подразделений перешла на сторону сепаратистов и открыла огонь по центру столицы, по правительственным учреждениям, но досталось и жилым кварталам. Комитет поднял в воздух летающие платформы, на которых смонтированы гипноизлучатели, и нанес массированный удар по позиции войск сепаратистов, по самим сепаратистам, по их базам. Словом после первого залпа все кончилось мирным глубоким сном. Затем немедленно были высажены силы Комитета контроля, которые демонтировали все установки и орудия, собрали все оружие, очистили все арсеналы и хранилища, вплоть до тех, которые считались глубоко засекреченными. Остальное было предоставлено силам безопасности Булунгу. Операция заняла одиннадцать часов. В столице все спокойно. Есть разрушения, убитые и раненые. Сепаратистских главарей, конечно, будут судить.
Не дослушав до конца, я уже висел над пультом связи. После нескольких попыток мне удалось набрать цепочку через Центр и связаться с нашим консульством в Морионвилле. Но когда дежурный, изумленный тем, что ему приходится отвечать на вызов космосвязи, спросил, по какому делу я звоню, то я почти растерялся. Потом все же сумел сказать; «По личному». Конечно, в такое время только по личному делу и звонить. Именно это выражение мелькнуло в первое мгновение в глазах дежурного. Однако дипломаты умеют скрывать свои эмоции. Он записал мою просьбу найти номер Тельмы Н’Дио по городскому указателю или через иммунологический центр и связать меня с нею, затем попросил меня подождать и отключился. Я не успел сказать ему, что станция скоро выйдет из зоны радиовидимости и установление связи потребует новых хлопот.
Я не мог заниматься ничем — мне становилось все тревожнее. Вдруг завопил Пятница, завозились обезьяны, захныкал Шаман.
Я включил запись старинной испанской клавесинной музыки. Одна из моих любимых кассет, но сейчас она меня раздражала именно тем, что пыталась успокоить. В итоге я выключил ее и в полной тишине уселся перед экраном. На табло выскакивали цифры, но я без них мог сказать с точностью до десятой доли секунды, сколько времени прошло. В голову мне лезли обрывки мыслей, совершенно дикие или, наоборот, банальные, строчки стихов, музыкальные фразы, я с трудом сдерживался, чтобы не бормотать всю эту мешанину вслух.
Когда раздался гудок, вздрогнул так, словно меня хлестнуло при полном тяготении сорвавшимся кабелем.
«Слушаю».
Вместо дежурного на экране появился незнакомый человек. В цвете было видно темную бородку, темную кожу и очень темные глаза. Высокий- раздался в визире почти до самых бровей. Руки он держал на коленях, переплетя сухие длинные пальцы — перед собой. Он смотрел на меня безмолвно и напряженно, и с замирающим сердцем я понял, что он не совсем не знаком мне — он похож на Тельму.
«Вы из консульства?» — спросил я совсем уж глупо.
«Меня зовут Жак Н’Дио, — ответил он по-французски. — Вас я знаю, вы Сергей Торсуев. Очевидно, вы хотели поговорить с Тельмой»… — он вдруг выпрямился, и его лицо исчезло из визира.
«Да, я несколько раз… Что случилось?»
Его пальцы расплелись, кисти опустились и повисли.
«Мы перевели ее в госпиталь Центра, — глухо донеслось до меня. — Надеялись, что в случае обстрела его-то пощадят… Но первый залп обрушил верхние этажи — именно те…» — Он замолчал. Молчал и я. Наконец он выдавил «прошу простить» и выключил связь.