Пильц действительно мог рисовать и писать красками, и даже больше — он умел указать ученику всего лишь двумя словами или одним штрихом, как исправить неудачный рисунок так, чтобы из него все же кое-что получилось.
О себе самом он говорил мало и в сдержанном тоне. Только по некоторым намекам было известно, что он в молодости много странствовал по свету и что ему всегда приходилось довольно трудно. Директор школы Бруммерт был единственным человеком, знавшим Пильца более или менее близко. Работая вместе, они научились ценить друг друга, потому что хорошо-друг друга дополняли; и из взаимного уважения в конце концов возникла прочная дружба.
Они сблизились на одной из школьных загородных вылазок, когда остановились на привал у Скалистой горы. Дети разбрелись кто куда: одни пошли в лесок, а другие стали играть или бегать вперегонки под руководством энергичного и неутомимого учителя гимнастики Рейтера, а Бруммерт и Пильц уселись в стороне у обрыва, глядя вниз на широкую цветущую равнину, на город с его дымовыми трубами, башнями и уходящим ввысь собором.
Пильц достал тетрадь для эскизов — он всегда носил ее с собой — и начал рисовать. Все очарование прекрасного, тихого летнего дня, полей пшеницы, волновавшихся под теплым ветром, словно море, высокого неба с белыми облаками, большого города, который был так далек и вместе с тем так отчетливо виден, постепенно возникало на рисунке.
Вот тогда Бруммерт стал расспрашивать, очень осторожно… Продолжая класть штрих за штрихом, испытующе вглядываясь в даль слегка сощуренными глазами, учитель начал рассказывать. Какая неровная, трудная, но богатая событиями жизнь развернулась перед директором школы…
Представьте себе молодого человека, умного и одаренного, но полного беспокойства, — он берется за все и ничего не заканчивает. К тому же его обуревает жажда странствий, которая гонит его с места на место по всему свету: страстные желанья все время подсказывают ему, что его где-то ждет еще большее счастье. Вот так он и мечется: то в одну, то в другую сторону, то он здесь, то он там, то он на высоте, то скатился вниз. Пока он молод, эта игра приводит его в восхищение, она постоянно манит его чем-то новым; потом приходят великие разочарования, и вдруг появилась какая-то точка, на которой он останавливается, оглядывается назад и видит: слишком многого он хотел и слишком малого достиг. Надо начинать сначала. Удастся ли ему?
— А почему вы стали учителем? — спросил, наконец, Бруммерт после долгого молчания. — Этого я еще не могу понять.
Пильц закончил рисунок и критически разглядывал его.
— Нравится? Я вам его подарю, и память о сегодняшнем дне, — учитель бросил задумчивый взгляд на мальчиков и девочек, с веселым смехом сбегавших вниз по склону горы. — Дети! Я так люблю детей. Две жены умерли у меня, и ни одного… да… Еще раз я уже не посмел.
До большого искусства мне тоже не дотянуть. Одна живопись меня не удовлетворяет, я должен ощущать вокруг себя жизнь, — молодую радостную жизнь. И я стал педагогом, — откровенно сказал он; в его глазах играла улыбка. — Не знаю, понимаете ли вы меня…
Бруммерт задумчиво кивнул и снова посмотрел на город: там, под развалинами, лежали его жена и оба ребенка. Он тоже остался один.
____________
Под руководством Пильца выпускались и стенгазеты. Как это было всегда интересно и увлекательно!
На этот раз в стенгазете следовало отразить незаурядное событие: отряд «Молодые всходы» написал ученикам одной из школ Бремена, и недавно пришли два первых ответных письма, которые надо было поместить теперь в газету. Поэтому она должна была быть оформлена как-то по-особенному. Ребята долго ломали себе над этим голову. Бруммерт уже рассказывал им на уроке современной истории о Бремене; Пильцу тоже многое вспомнилось о прекрасном городе, где он когда-то жил и работал портовым рабочим и матросом.
Учитель говорил детям о длинных набережных, к которым раньше причаливали корабли со всех концов света, разгружая и погружая табак, хлопок, шерсть, рис, различные ткани, кофе, зерно, южные фрукты и много других товаров; о мощных плавучих кранах, которые могли поднять груз до ста тонн; но он рассказывал также и о самом прекрасном городе Бремене с его старинными домами времен Ганзы, собором, каменной статуей Роланда, и о городском гербе с серебряными ключами на красном фоне.
Пильц показывал детям открытки и фотографии, сделанные до того, как Бремен был разрушен американскими бомбардировщиками; и тут у них возникла идея оформления газеты. Ее предложил Хельмут: