Мама прибежала на его крик, и только благодаря Эрику, который уже тогда превосходил отца в физической силе, удалось избежать рукоприкладства.
Но школьный период получился ещё темнее. Новых знаний почерпнуть он в школе не мог, но отец сказал, что он должен учиться разбираться в людях, подмечать их слабые места и уметь ими пользоваться. Всё выходило с точностью до наоборот. Дети дразнили его «ГМО» и одновременно боялись, учителя смотрели со смесью подобострастия и презрения.
Конечно, Эрик уже читал о генно-контролируемом оплодотворении и знал, что его отец – владелец крупнейших институтов репродуктивных технологий, но погружаться в эту тему желания не возникало. Он решился на разговор с отцом лишь после того, как, не рассчитав силы, чуть не убил одного из своих школьных обидчиков.
Эрик ясно помнил, как вошёл в его кабинет, встал у двери и, пока смелость не изменила ему, поспешил спросить:
– Папа, какие гены у меня отредактированы?
Отец что-то надиктовывал секретарю, но соизволил поставить его на паузу.
– А ты сам не можешь догадаться? Сопоставить факты и наблюдения? Чему только тебя учили эти электронедотёпы?
– Внешность? – начал догадки Эрик.
Отец рассмеялся.
– Мой сын гений!
Да, внешне у них не было ничего общего, но Эрик надеялся, что высоким ростом, голубыми глазами и светло-русой шевелюрой он обязан дедушке по маме, а не генетикам.
– Двенадцать лет назад редактирование внешности ещё было под мораторием, а редактирование интеллекта до сих пор запрещено, много рисков, – голос Эрика задрожал.
– Да, риск себя не оправдал. Но ведь и осложнений избежали. Так что жаловаться тебе не на что. В школе напрягаться не надо, тоже плюс.
– Так что? Память, языки, музыкальность, сила?
– Логика опять же, – продолжал смеяться отец.
– Что ещё?
– К сожалению, ген, отвечающий за способность к благодарности, пока не найден, а то бы следовало тебе его вправить, – смешливость отца резко сменилась гневом.
Комок в горле не дал Эрику возможности продолжить выяснение, и он молча закрыл за собой дверь.
После этого разговора он окончательно замкнулся. Кто он – подопытный кролик или нереализованная мечта о втором да Винчи? Так как мама не воспрепятствовала этому вмешательству, то и на неё Эрик затаил обиду. Нигде не было опоры – ни внутри, ни вовне. Лишь потом он понял, что только врождённая защита от депрессии спасла его от самоубийства. И, конечно, мамина любовь.
Она пыталась достучаться, предлагала забрать его из школы, искала, чем его заинтересовать и порадовать. Но Эрик не откликался, и мамины глаза становились всё печальнее.
– Почему ты согласилась меня редактировать? – наконец, не выдержал он.
Мама в этот момент устало выговаривала коку за пересоленный суп.
– Меня никто не спрашивал, – вздохнула она и выключила главного повара.
– Зачем ты вообще вышла за него замуж? – Эрик не знал, в чём ещё обвинить мать.
– Мои племянники чуть не умерли от голода, – ответила она, вовсе не оправдываясь.
Эрику не было жаль ни её, ни голодных племянников. Мама подошла к нему и взяла его за руку.
– Родной, попробуй посмотреть на это иначе – мы не редактировали тебя, мы редактировали эмбрион, и получился ты. И ты замечательный, и дело не в голубых глазах или хорошей памяти…
– А в чём тогда? В чём?
Мама почему-то поморщилась. Она что-то искала глазами, чем раздражала Эрика.
– Ты не такой, каким он тебя задумал, – отвечала она рассеянно. – Ты такой, каким… Ты это то лучшее, что в тебе есть.
Мама направилась к креслу.
– О чём ты? – злился Эрик. – Я ничего о себе не знаю и не понимаю. А лучше всего я умею врать! Вот я придумал, что суп пересолен, а ты опять поверила.
– Родной, пожалуйста, постарайся не обманывать, – сказала она так тихо, что он едва расслышал.
Мама вдруг побледнела и, согнувшись от боли, опустилась в кресло.
– Я больше не буду обманывать, слышишь? – кричал Эрик, вызывая скорую помощь.
Всю ночь он провёл в своём планетарии, умоляя небеса о том, чтобы мама осталась с ним, и обещал отрезать себе язык, если ещё раз соврёт. Молитва его была услышана. Мама вернулась из больницы здоровой, а у Эрика отпало всякое желание врать. В качестве бонуса он обнаружил у себя способность чувствовать ложь кожей, не просто откровенную ложь, а малейшие отклонения, даже нечестность человека с самим собой. После этого нахождение с отцом под одной крышей стало невыносимым.
– Ты сегодня успеешь на ужин? – спрашивала мама, провожая его на работу.
– Нет, сегодня встречаю французов.
И Эрик знал, что он врёт.
– Я вас уверяю, – говорил он чиновнику министерства здравоохранения, приглашённому на чашку чая, – этот протокол совершенно безопасен. Сопоставимо с рисками простейшего хирургического вмешательства.