Именно поэтому я был только рад по возвращении домой с головой погрузиться в дела полка. Однако их почти не имелось. Штайнметц с Дрезнером справились на отлично. Наверное, и я бы не смог сделать лучше. Оставалось только проверить, хотя и без особой нужды, все сделанное ими и можно выступать хоть завтра.
Очень хотелось позвонить Елене. Просто поговорить, обменяться несколькими репликами, объяснить, почему не могу приехать к ней. Однако я отлично понимал, что от этого станет только хуже. Никакие телефонные разговоры не заменят настоящего общения. И мне слишком сильно захочется сорваться к ней, хотя бы на денек. А этого я себе позволить просто не мог.
Еще и поэтому с полковым смотром я затягивать не стал. Устроил его на следующее утро после возвращения. Меня порадовали ровные ряды драгун, шпалеры унтеров, замерших перед ровными шеренгами офицеров. Легкие орудия и пулеметы были выставлены перед взводами тяжелого вооружения. Рядом с ними глядели в небо малые мортиры. Доспехи сверкали на солнце. Карабины стояли у правого сапога каждого солдата, примкнутые штыки зловеще поблескивали. Погода стояла достаточно жаркая, и потому рядовые драгуны держали шлемы, а офицеры - фуражки на сгибе левой руки.
- Отлично! - достаточно громко произнес я. - Просто отлично! Благодарю вас, - повернулся я к Штайнметцу, снял перчатку и пожал руку майору, а затем и Дрезнеру.
Отпуск я себе больше позволить не мог. Это было бы крайним неуважением к работавшим в поте лица офицерам, которые в мое отсутствие восстанавливали полк практически из руин. Потому я распустил всех их по домам на неопределенный срок, как говориться, до дальнейших распоряжений. Унтера же и ветераны продолжали гонять драгун по полной программе. Каким-то солдатским чутьем я ощущал, что скоро нам придет приказ грузить на корабли. Куда будет направлен удар, конечно, неизвестно, но в том, что нанесен он будет скоро, я не сомневался ни разу.
На смену погибшему на Пангее капитану Семериненко в полк пришел Еремей Вишневецкий, лихой, как все уроженцы Галицийской губернии Саара. Он носил щегольские усы, которые капитанский чин позволял ему отрастить, бравировал легким акцентом, который был слышен как в немецком, так и в русском, форму, доспехи и оружие содержал в идеальном состоянии. Впечатление идеального офицера несколько портил лихо завитой чуб, который он то и дело отбрасывал с лица. Это движение у него было отработано, и, скорее всего, рассчитано было больше на впечатлительных барышень. Вишневецкий, вообще, очень сильно хорошо работал именно над этим образом.
- Не забывайте, капитан, - сказал я ему при знакомстве, - что нам здесь воевать придется все-таки больше, чем в салонах прекрасных дам.
- Это только в мирное время я такой удалой пан, - ответил тот, ничуть не обидевшись на мои слова, - гибельный для женских сердец. У нас, Вишневецких из Галиции, есть давняя традиция, состригать чуб перед выступлением полка на войну.
- Верная традиция, - согласился я. Шутить насчет сбривания усов не стал. Слишком опасно, а то ведь можно получить вызов. Галицийцы славятся подобными выходками. Ни драться с ним, ни заминать эту глупейшую историю, у меня желания не было.
Письменный приказ о выступлении полка прибыл, что самое удивительное, раньше неформального уведомления от связистов. Я собрал офицеров полка, огласил приказ. Полку предстояло выступать в самые сжатые сроки. Собственно, уже на следующее утро мы должны уже прибыть в космопорт, где нас будет ждать "Померания-40". Вот только о конечной цели нашего вояжа в приказе не было написано ничего. И это не нравилось не только мне, но и всем моим офицерам.
- Явно не на Пангею возвращаемся, - буркнул Штайнметц.
- И верно, - согласился я, - туда, вряд ли. Война с Альбионом неизбежна. Сейчас, когда обе наших державы отошли от шока после потери Пангеи, мы схватимся с новой силой. Альбионцы не простят нам удара в спину.
- Но ведь демоны грозят всем нам, - напомнил, без особой нужды, штабс-капитан Подъяблонский.
О самом факте переговоров и их результате мало кто был осведомлен. Конечно же, я по возвращении "Бреслау" на Рейнланд тут же был вынужден дать расписку о неразглашении всего, что было на Пангее.
- Весьма эфемерная угроза, - развел руками я. - Неизвестно ведь, на кого именно они нападут. Хотя это, конечно, не повод для того, чтобы атаковать нашего соседа, пусть даже и такого, как Альбион.
- Я уверен, - заявил Штайнметц, - что Альбион готовит подобное нападение на нас. Мы всего лишь нанесем ему упреждающий удар.