– Не волнуйтесь, – ответил Пуаро. – Как только все соберутся в столовой, я найду нужные концы. А пока давайте прогуляемся по саду. Иногда нежное покачивание способствует тому, чтобы нужная идея поднялась из глубин мозга на поверхность.
Едва мы вышли, как Пуаро тут же начал жаловаться на погоду, которая, кажется, и впрямь стала хуже.
– Может, вернемся? – предложил я.
– Нет-нет. Не сейчас. Перемена обстановки идет на пользу маленьким серым клеточкам, а деревья послужат нам укрытием от ветра. Я ничего не имею против холода, но он бывает двух видов – хороший и плохой; так вот, сегодняшний – плохой.
Дойдя до входа в сад «Блоксхэма», мы остановились. Лука Лаццари не преувеличил его прелести, подумал я, глядя на ровные ряды сплетенных кронами лип и искусно подстриженные деревья в конце каждой аллеи – топиарий, равного которому я не видел во всем Лондоне. Перед нами была природа не просто укрощенная, но приведенная к беспрекословному подчинению. Даже при таком жгучем ветре, как сегодня, картина радовала глаз.
– Ну что? – спросил я у Пуаро. – Мы идем внутрь или нет?
«Как было бы приятно, – подумал я, – побродить по зеленым липовым аллеям, прямым и ровным, словно римская дорога».
– Даже не знаю. – Пуаро нахмурился. – Эта погода… – Он поежился.
– …будет сопровождать нас, вне всякого сомнения, и в саду, – закончил я за него не без некоторого нетерпения. – Нельзя быть в двух местах сразу: мы либо остаемся внутри отеля, либо выходим наружу. Что вы предпочитаете?
– У меня есть идея получше! – торжествующе объявил он. – Мы с вами сядем в автобус!
– Какой еще автобус? Куда?
– Никуда или куда угодно! Не имеет значения. Скоро мы из него выйдем и вернемся на другом. Так мы сможем переменить обстановку и не замерзнуть! Идемте. Будем смотреть на город из окна. Кто знает, что мы сможем увидеть? – И он решительно зашагал к остановке.
Я двинулся за ним, покачивая головой.
– Снова думаете о Дженни, не так ли? Весьма маловероятно, чтобы мы смогли увидеть ее…
– Куда вероятнее, чем если стоять здесь и глядеть на травинки и прутики, – свирепо отрезал Пуаро.
Десять минут спустя мы уже мерно покачивались в автобусе, окна которого так запотели изнутри, что разглядеть сквозь них что-либо было положительно невозможно. Сколько мы ни протирали их носовыми платками, не помогало.
Я сделал еще одну попытку вразумить Пуаро.
– По поводу Дженни… – начал я.
– Oui?
– Возможно, она в опасности, но к делу в «Блоксхэме» эта опасность наверняка не имеет никакого отношения. Нет никаких свидетельств того, что между ними есть связь. Ровным счетом никаких.
– Я не согласен с вами, друг мой, – сказал Пуаро с грустью. – Лично я больше чем когда-либо убежден в том, что связь существует.
– Убеждены? Но, черт побери, Пуаро, почему?
– Из-за двух чрезвычайно необычных черт, которые… сближают эти два случая.
– И что же это за черты?
– Вы сами поймете, Кэтчпул. Нет, в самом деле, они не избегнут вашего внимания, стоит только посмотреть на вещи непредвзято и подумать над тем, что вам известно.
Позади нас престарелая мать с дочерью средних лет увлеченно обсуждали разницу между просто хорошей выпечкой и выпечкой замечательной.
– Вы слышите, Кэтчпул? – зашипел мне Пуаро. – La difference![28] Давайте сфокусируемся не на сходствах, а на различиях – они и приведут нас к нашему убийце.
– На каких различиях? – спросил я.
– Между двумя убийствами в отеле и третьим. Почему подробности убийства Ричарда Негуса отличаются от таковых в двух других случаях? Почему убийца запер дверь не снаружи, а изнутри? Зачем он спрятал ключ под плиткой в камине, а не забрал его с собой? Почему он вылез через окно и спустился вниз по дереву, вместо того чтобы пройти по коридору, как все? Сначала я решил, что он, должно быть, услышал голоса в коридоре и не захотел, чтобы кто-то видел, как он выходит из комнаты мистера Негуса.
– Мне это кажется вполне разумным, – согласился я.
– Non. В конце концов, я пришел к выводу, что вряд ли причина была в этом.
– О! Но почему нет?
– Из-за положения запонки во рту Ричарда Негуса, которое в его случае тоже отличалось от остальных: глубоко во рту, у входа в гортань, а не между губами.
Я застонал.
– Ох, только не это. Я в самом деле не считаю…
– Ах! Кэтчпул, подождите. Давайте посмотрим…
Автобус остановился. Вытянув шею, Пуаро наблюдал за погрузкой новых пассажиров, и когда последний из них – худощавый мужчина в твидовом костюме, с редкой растительностью на черепе, зато обильной в носу, – вошел и занял свое место, он откинулся на спинку кресла и вздохнул.