– Это совсем другое дело.
– Для тех, кто умирает, это, вероятно, совершенно безразлично. Для других же – родственников, друзей – да, разница есть. Все же в нашем деле хоть одно меня радует.
– Неужели? Скажите же скорее, чему вы радуетесь!
– Незачем иронизировать. Меня радует то, что ни тени подозрения не падает на невиновных.
– Разве это не ухудшает дела?
– Нет, нет, тысячу раз нет! Ничего не может быть страшнее, чем жить в атмосфере подозрительности – видеть, что за вами следят чьи-то глаза и любовь в них сменяется страхом. Нет ничего ужаснее, чем подозревать тех, кто вам близок и дорог... Это отравляет атмосферу. Нет, мы не можем обвинить Эй-Би-Си хоть в одном: он не отравляет жизнь невиновным.
– Вы скоро начнете его оправдывать! – с горечью заметил я.
– Отчего же нет? Сам он, возможно, считает свои действия полностью оправданными. Может случиться, что мы в конце концов поймем его точку зрения и проникнемся сочувствием к нему.
– Ну, знаете!
– Увы, я вас шокировал: сначала – своей инертностью, потом – своими взглядами.
Я покачал головой и ничего не ответил.
– Тем не менее, – продолжал Пуаро после довольно долгого молчания, – у меня есть план, который вам понравится, поскольку он активен, а не пассивен. К тому же он предусматривает множество разговоров и никаких размышлений.
Мне не очень понравился тон моего друга, и я осторожно спросил:
– В чем же состоит ваш план?
– В том, чтобы извлечь из всех друзей, родственников и слуг погибших все, что они знают.
– Значит, вы думаете, что они что-то скрывают?
– Не намеренно. Но когда рассказываешь все, неизбежно выбираешь, что нужно говорить. Если бы я попросил вас описать ваш вчерашний день, вы, вероятно, начали бы так: «Встал в девять, завтракал в половине десятого, ел яичницу с беконом и пил кофе. Потом пошел в клуб и т.д.». Вы не сказали бы: «Я сломал ноготь, и пришлось срезать его. Я позвонил, чтобы мне принесли горячей воды для бритья. Я пролил немного кофе на скатерть». Нельзя рассказать все, приходится выбирать. Когда случается убийство, люди выбирают то, что они считают важным, но очень часто они ошибаются.
– Как же напасть на то, что нужно?
– Так, как я только что вам сказал: путем разговоров. Беседовать! Снова и снова обсуждать определенное событие, или определенное лицо, или определенный день, и тогда непременно выступят новые подробности.
– Какого рода подробности?
– Этого я, естественно, не могу сказать, иначе мне не надо было бы их выяснять. Сейчас прошло достаточно времени, чтобы видеть обыкновенные вещи в их подлинном масштабе. Если бы при расследовании тех убийств не встретилось ни одного факта, ни одной фразы, имеющей отношение к делу, это противоречило бы всем законам математики. Какие-то незначительные события, случайные замечания должны навести на след. Согласен, это похоже на то, как ищут иголку в стоге сена, но я убежден, что в нашем стоге сена есть иголка!
Все эти рассуждения казались мне очень туманными и неопределенными.
– Не понимаете? – продолжал Пуаро. – Значит, у вас менее острый ум, чем у простой девушки-служанки!
Он бросил мне письмо. Оно было написано старательно наклонным почерком школьницы.
«Дорогой сэр!
Надеюсь, вы простите меня за то, что я осмеливаюсь писать вам. После того как случились эти два ужасных убийства, так похожие на убийство бедной тети, я все думаю и думаю. Мне кажется, все мы теперь связаны одной ниточкой. Я видела в газете портрет молодой леди, не той, что убили в Бексхилле, а ее сестры. Я позволила себе написать ей. Сказала, что я еду в Лондон искать работу и могла бы поступить к ней или к ее матери, потому что ум хорошо, а два лучше. Жалованья мне большого не надо, только бы найти этого ужасного злодея, может быть, нам это удастся лучше, если мы расскажем друг другу все, что знаем. Вдруг что-нибудь да всплывет.
Молодая леди ответила мне очень любезно, написала, что не может взять меня к себе, потому что работает в конторе, а живет в общежитии. Она посоветовала написать вам, а она сама во всем со мной согласна. И еще она написала, что у нас всех одно горе и мы должны держаться друг за друга. Вот я и пишу вам.
Надеюсь, я не причинила вам беспокойства.
С уважением
– Мэри Драуэр – очень смышленая девушка, – сказал Пуаро и подал мне еще одно письмо.
– Прочтите!
Это было несколько строк от Франклина Кларка. Он сообщал, что едет в Лондон и, с разрешения Пуаро, навестит его на следующий день.