– Ну, ну, милочка, теперь она уехала, совсем уехала.
Леди Кларк нетерпеливо покачала головой, но ничего не ответила.
– Почему вы сказали, что мисс Грей – лгунья? – спросил Пуаро.
– Потому что она – лгунья. Говорила она вам, что к дому не приближались посторонние люди?
– Да.
– Так вот, я видела своими собственными глазами, из этого самого окна, как она, стоя на пороге, разговаривала с совершенно незнакомым мужчиной.
– Когда это было?
– В день смерти Кармайкла, около одиннадцати утра.
– Как выглядел этот мужчина? Это был джентльмен или, может быть, торговец?
– Нет, не торговец. Какой-то оборванец. Не помню...
Ее лицо исказилось от внезапного приступа боли.
– Прошу вас, уходите... Я немного устала... Сестра...
Мы повиновались и вышли из комнаты.
– Удивительная история! – сказал я, когда мы были уже на пути в Лондон. – Я имею в виду рассказ про мисс Грей и незнакомца.
– Вот видите, Гастингс, я вам много раз говорил: если поискать, всегда что-нибудь да всплывет наружу.
– Почему девушка солгала и сказала, что она никого не видела?
– Могут быть десять разных причин, и одна из них – чрезвычайно простая.
– Это упрек в тупости?
– Нет, скорее приглашение проявить находчивость. Но нам незачем ломать себе головы. Простейший способ получить ответ на вопрос – это задать его Торе Грей.
– А если она опять солжет?
– Вот это действительно будет очень интересно и весьма многозначительно.
– Чудовищно предполагать, что такая девушка может быть в заговоре с сумасшедшим.
– Совершенно верно. Я и не предполагаю.
Я задумался и молчал несколько минут, обдумывая все тот же вопрос.
– Красивой девушке приходится страдать из-за ее же красоты, – сказал я наконец.
– Du tout. Выбросьте это из головы.
– Это правда, – настаивал я. – К ней все придираются именно потому, что она красива.
– Вы говорите bêtises[50], мой друг. Кто к ней придирался в Комбсайде? Сэр Кармайкл? Мистер Франклин Кларк? Сестра Кэпстик?
– Леди Кларк житья ей не давала.
– Mon ami, ваше сердце переполнено сочувствием к красивым молодым девушкам. Что до меня, то я сочувствую старым, больным женщинам. Быть может, прозорливой окажется леди Кларк, в то время как ее муж, мистер Франклин Кларк, сестра Кэпстик, а заодно и капитан Гастингс слепы, как летучие мыши.
– У вас зуб против этой девушки, Пуаро.
К моему удивлению, у Пуаро весело заблестели глаза.
– Может быть, я говорю так потому, что люблю смотреть, как вы гарцуете на своем романтическом коньке. Вы подлинный рыцарь, Гастингс, всегда готовый прийти на помощь несчастной даме... если она красива, само собой bien entendu[51].
– Забавный вы человек, Пуаро, – невольно рассмеялся я.
– Ну нельзя же все время быть серьезным! Меня все больше и больше увлекают человеческие отношения, возникающие из этой трагедии. Вот перед нами три семейные драмы: прежде всего – Андовер. Вся трагическая жизнь миссис Ашер, ее борьба за существование, забота о муже, любовь к племяннице. Одно это могло бы составить целый роман. Затем – Бексхилл. Счастливые, беззаботные родители, две дочери, так не похожие одна на другую: миловидная, пухленькая дурочка и энергичная Меган, глубокая натура с ясным умом и страстным стремлением к истине. И еще один персонаж: юный шотландец, который держит себя в узде, но бешено ревнив и боготворит убитую девушку. Наконец, семейство в Черстоне. Умирающая жена и поглощенный своей коллекцией муж, в душе которого растет нежность к красивой девушке, с такой готовностью ему помогающей, и младший брат – живой, привлекательный, интересный, окруженный романтическим ореолом своих далеких странствий. Понимаете, Гастингс, при обычных обстоятельствах эти три драмы никогда не пришли бы в соприкосновение. Все они развивались бы по-своему, независимо одна от другой. Меня не перестают волновать переплетения и осложнения, которыми так богата жизнь.
– А вот и Паддингтон! – сказал я.
Пора было переменить тему.
Приехав на квартиру Пуаро, мы узнали, что моего друга ждет какой-то джентльмен.
Я ожидал увидеть Франклина или, может быть, Джеппа, но, к моему удивлению, посетителем оказался не кто иной, как Дональд Фрейзер.
Он был очень взволнован и запинался более, чем когда-либо.
Пуаро не стал спрашивать о цели его прихода. Вместо этого он предложил Фрейзеру закусить. Пока слуга принес бутерброды и вино, Пуаро занимал гостя рассказом о том, где мы были, и с большой теплотой и сочувствием говорил о больной женщине.