Презрев это вмешательство, Энтвисл продолжал:
– Столь неожиданная и трагическая смерть Мортимера была для Ричарда страшным ударом. Прошли месяцы, прежде чем он немного оправился. Я указал ему тогда на желательность составления нового завещания.
Мод Абернети спросила своим низким голосом:
– А что произошло бы, не будь новое завещание составлено? Разве не перешло бы все к Тимоти, как ближайшему родственнику?
Энтвисл открыл было рот, чтобы подробно остановиться на вопросе о ближайших родственниках, но передумал и продолжил деловым тоном:
– Итак, по моему совету Ричард решил составить новое завещание. Однако прежде всего он захотел получше ознакомиться с молодым поколением.
– Он устроил всем нам конкурсный экзамен, – с неожиданным звонким смехом вмешалась на этот раз Сьюзен. – Сначала Джорджу, потом Грегу и мне, а напоследок Розамунд и Майклу.
Грегори Бэнкс, чье лицо внезапно вспыхнуло, резко возразил:
– Я не думаю, Сьюзен, что тебе следует употреблять подобные выражения, – я про конкурсный экзамен.
– Но ведь так оно и было, мистер Энтвисл! – воскликнула Сьюзен. – Не правда ли?
– Так оставил он мне что-нибудь? – не унималась Кора.
Мистер Энтвисл кашлянул и несколько холодно сказал:
– Я разошлю всем вам копии завещания, но суть его могу изложить сейчас. После удержания довольно значительной суммы на выплату пожизненной пенсии Лэнскомбу и на ряд нескольких финансовых распоряжений помельче, состояние, и очень значительное, должно быть разделено на шесть равных частей. Четыре из них после уплаты всех налогов переходят соответственно к Тимоти, брату Ричарда, племяннику Джорджу Кроссфилду, племянницам Сьюзен Бэнкс и Розамунд Шейн. С оставшихся двух частей надлежит выплачивать пожизненный доход миссис Коре Ланскене, сестре Ричарда, и миссис Элен Абернети, вдове его брата Лео. После их смерти капитал будет поделен между четырьмя вышеназванными наследниками или их потомками.
– Как это мило со стороны Ричарда! – воскликнула с искренней признательностью Кора. – Годовой доход! И сколько же это?
Мистер Энтвисл понял, что она не отвяжется.
– Что-то около трех или четырех тысяч фунтов в год.
– Господи! – ахнула Кора. – Вот дивно-то! Я поеду на Капри.
Элен произнесла своим мягким голосом:
– Как это великодушно со стороны Ричарда! Я очень благодарна за его отношение ко мне.
– Он был привязан к вам, Элен, – сказал Энтвисл. – Ведь Лео был его любимым братом. Да и после его смерти он всегда так радовался вашим визитам!
Элен вновь заговорила, и в ее словах прозвучали печаль и раскаяние:
– Если бы я знала, что он так болен! Я ведь гостила здесь незадолго до смерти Ричарда, но, хотя мне и было известно, что со здоровьем у него неважно, я не думала, что это настолько серьезно.
– Это всегда было серьезно. Но он не хотел говорить об этом, и, мне кажется, никто не ожидал такого быстрого конца. Я знаю, что врач был удивлен.
– «Скоропостижно у себя дома» – вот что было сказано в некрологе, – проговорила Кора, кивая головой. – Я тогда еще подумала...
– Такой удар для всех нас, – вмешалась в разговор Мод Абернети. – Бедный Тимоти ужасно расстроился. Он все время повторял: «Так внезапно, бог мой, так внезапно».
– Но ведь все удалось великолепно замять, правда? – спросила Кора.
Все изумленно воззрились на нее, и она, несколько смешавшись, продолжила поспешно и сбивчиво:
– Я думаю, вы все совершенно правы. Абсолютно правы. То есть я хочу сказать, к чему это... эта огласка? Это должно остаться в семье, и незачем посторонним что-то знать...
Обращенные к ней лица выражали полнейшее недоумение.
Мистер Энтвисл наклонился вперед:
– Боюсь, я не совсем понимаю, что вы имеете в виду, Кора.
Кора Ланскене оглядела родных, и в ее широко раскрытых глазах, в свою очередь, выразилось удивление. Она каким-то птичьим движением склонила голову к плечу и сказала:
– Но ведь Ричарда убили, не так ли?
ГЛАВА 3
Возвращаясь в Лондон, Энтвисл, устроившийся в углу купе первого класса, задумался о странном замечании Коры Ланскене, вызвавшем в его душе какое-то смутное беспокойство. Конечно, Кора – женщина несколько неуравновешенная и в высшей степени недалекая. Он помнил, как она, будучи еще девочкой, нередко ставила окружающих в неловкое положение своей манерой ни с того ни с сего выпаливать неприятные истины. То есть как раз не «истины» – в данном случае это выражение совершенно неуместно.