Можете считать меня тупицей, но я все-таки ничего не понял.
– И как же ты это узнаешь? – только и спросил я.
Каролина ответила, что это легко. Наша Энни дружит с горничной мисс Ганнетт – Кларой. А Клара – возлюбленная коридорного из «Трех кабанов». Мисс Ганнетт взялась помочь, она отпустила Клару до вечера, и скоро все будет сделано...
Когда мы садились за стол, Каролина заметила с притворным равнодушием:
– Да, по поводу этих сапог Ральфа Пейтона...
– Ну, – сказал я. – Так что же?
– Мосье Пуаро думал, что сапоги Ральфа скорее всего коричневые. Он ошибся – они черные. – И Каролина удовлетворенно покачала головой, очевидно чувствуя, что взяла верх над Пуаро.
Я ничего не ответил. Я все еще старался понять, какое отношение к убийству может иметь цвет сапог Ральфа Пейтона.
Глава 15
ДЖЕФФРИ РЕЙМОНД
В этот же день я смог еще раз убедиться в правильности тактики, которую избрал Пуаро. Он хорошо знал человеческую натуру: страх и сознание вины вырвали правду у миссис Экройд. Она не выдержала первая.
Когда я вернулся домой после обхода, Каролина сообщила мне, что к нам только что заходил Реймонд.
– Он хотел видеть меня? – спросил я, вешая пальто в прихожей.
Каролина маячила у меня за спиной.
– Нет, он искал мосье Пуаро. Он не застал его дома и подумал, что он у нас или ты знаешь, где он.
– Не имею ни малейшего представления.
– Я уговаривала его подождать, но он сказал, что снова заглянет к нему через полчаса, и ушел. Такая жалость! Мосье Пуаро пришел почти тут же.
– К нам?
– Нет, к себе.
– Откуда ты знаешь?
– Окно в кухне, – последовал лаконичный ответ.
Мне показалось, что мы исчерпали тему, но Каролина придерживалась другого мнения.
– Разве ты не пойдешь туда?
– Куда?
– К мосье Пуаро, разумеется.
– Моя дорогая Каролина, – сказал я, – зачем?
– Мистер Реймонд очень хотел его видеть. Ты можешь узнать, зачем он ему понадобился.
Я поднял брови.
– Любопытство не входит в число моих пороков, – заметил я холодно. – Я могу неплохо прожить, и не пытаясь узнать, что делают или думают мои соседи.
– Вздор, Джеймс, – сказала моя сестра. – Тебе так же хочется узнать это, как и мне. Только ты не так честен, как я, тебе всегда необходимо притворяться.
– Ну, знаешь, Каролина! – сказал я и ушел к себе в приемную.
Десять минут спустя Каролина постучалась и вошла: она держала в руках какую-то банку.
– Не мог бы ты, Джеймс, – сказала она, – отнести эту баночку желе из мушмулы мосье Пуаро? Я ему обещала. Такого он никогда не пробовал.
– А почему ты не пошлешь Энни? – спросил я холодно.
– Она мне нужна. – Каролина посмотрела на меня, я – на нее.
– Хорошо, – сказал я, вставая. – Но я просто оставлю эту дрянь у дверей, понятно?
Моя сестра удивленно подняла брови.
– Конечно, – сказала она. – А разве кто-нибудь просит тебя о чем-либо другом?
Победа осталась за Каролиной.
– Но если ты все же увидишь мосье Пуаро, – сказала она, когда я выходил, – может, заодно сообщишь ему о сапогах?
Это был очень меткий выстрел. Мне страшно хотелось разрешить загадку сапог. Когда старушка в бретонском чепце открыла мне дверь, я неожиданно для себя спросил, дома ли мосье Пуаро.
Пуаро с явным удовольствием поспешил мне навстречу.
– Садитесь, мой добрый друг, – сказал он. – Большое кресло? Может быть, вот это – маленькое! Не слишком ли жарко в комнате?
Жарко было невыносимо, но я воздержался от какого-либо замечания. Окна были закрыты, камин пылал.
– Англичане помешаны на свежем воздухе, – объявил Пуаро. – Свежий воздух неплох на улице, где ему и надлежит быть. Но зачем впускать его в дом? Впрочем, оставим эти пустяки. У вас что-то ко мне есть, да?
– Две вещи, – сказал я. – Во-первых – это от моей сестры. – Я передал ему баночку с желе.
– Как любезно со стороны мадемуазель Каролины! Она помнит свое обещание. А второе?
– Некоторые сведения. – И я рассказал ему о моем разговоре с миссис Экройд. Он слушал с интересом, но без особого энтузиазма.
– Это расчищает путь, – сказал он, – и подтверждает показания экономки. Та, если вы помните, сказала, что крышка витрины была открыта, и, проходя мимо, она закрыла ее.
– А ее утверждение, что она пошла в гостиную, чтобы поглядеть, в порядке ли цветы?
– О, мы ведь к этому никогда серьезно не относились, мой друг. Это был явный предлог, придуманный второпях, чтобы объяснить ее присутствие там, хотя вряд ли бы оно удивило вас. Я считал возможным объяснить ее волнение тем, что она открывала витрину, но теперь придется искать ему другое объяснение.