Порой ее словесный поток останавливался, когда она очередной раз умащала себя из флакончика с маслянистой жидкостью, стоявшего под рукой.
С другой стороны от мисс Памелы Лайолл лежала лицом вниз на полотенце в яркую полоску ее лучшая подруга, мисс Сара Блэйк. Загар мисс Блэйк был просто совершенен, и ее подруга не раз бросала на нее недовольные взгляды.
– Я все еще такая пятнистая, – огорченно прошептала она. – Мосье Пуаро, вы не будете так любезны? Прямо под правой лопаткой, мне не дотянуться, чтобы втереть как следует...
Пуаро повиновался и потом вытер жирную руку своим носовым платком. Мисс Лайолл, чьи главные жизненные интересы заключались в наблюдении за людьми вокруг и в звуке собственного голоса, продолжала говорить:
– Я была права насчет той женщины – той, в платье от Шанель – это Валентина Дакре... то есть Чантри. Я подумала, что это она. Я узнала ее сразу. Она ведь просто чудо, правда? То есть я понимаю, почему люди без ума от нее. Она просто ждет, что они сойдут от нее с ума! Это залог победы. Другая пара, которая приехала прошлым вечером, носит фамилию Голд. Он потрясающе хорош собой.
– Молодожены? – приглушенным голосом пробормотала Сара.
Мисс Лайолл с опытным видом покачала головой.
– О нет, у нее не настолько новые наряды. Невест всегда узнаешь! Наблюдать за людьми – самое замечательное занятие на свете, не правда ли, мосье Пуаро? Причем еще интересно угадывать, что ты можешь узнать о них по одному их виду.
– Ты не просто наблюдаешь, дорогая, – сладко протянула Сара. – Ты еще и кучу вопросов задаешь.
– Я с Голдами еще даже не говорила, – с достоинством ответила мисс Лайолл. – И не вижу, почему бы человеку и не поинтересоваться представителем собственного вида? Человеческая природа просто околдовывает. Вы тоже так думаете, мосье Пуаро?
На сей раз она замолчала достаточно надолго, чтобы позволить своему спутнику ответить.
Не отрывая взгляда от голубой воды, тот ответил:
– Ça dépend...[38]
Памела была потрясена.
– О, мосье Пуаро! Я не могу представить ничего более интересного – более непредсказуемого, чем человек!
– Непредсказуемого? Вовсе нет.
– Но ведь это так! Как только начинаешь думать, что прекрасно манипулируешь человеком, – он возьмет да и выкинет что-нибудь совершенно неожиданное.
Эркюль Пуаро покачал головой:
– Нет-нет, это не так. Очень редко человек совершает действие, которое не dans son caractère[39]. Все в конце концов однообразно.
– Я совершенно с вами не согласна! – вскричала мисс Памела Лайолл.
Она молчала где-то минуты полторы, прежде чем начать атаку:
– Как только я вижу людей, я сразу начинаю думать о них – какие они, каковы между ними отношения, о чем они думают, что чувствуют. Это... о, это потрясающе!
– Едва ли, – сказал Эркюль Пуаро. – Природа повторяет себя чаще, чем это можно представить. Море, – задумчиво добавил он, – куда более изменчиво.
Сара повернула голову и спросила:
– Вы считаете, что люди повторяют определенные схемы поведения? Стереотипные схемы?
– Précisément[40], – сказал Пуаро и пальцем нарисовал на песке какую-то фигуру.
– Что вы там рисуете? – с любопытством спросила Памела.
– Треугольник, – ответил Пуаро.
Но внимание Памелы уже было привлечено другим зрелищем.
– Вот и супруги Чантри, – сказала она.
По берегу шла женщина – высокая, прекрасно сознающая свою цену и цену своему телу. Она слегка кивнула и уселась на некотором расстоянии от них. Ало-золотая шелковая накидка соскользнула с ее плеч. Она была в белом купальнике.
Памела вздохнула:
– Разве у нее не прекрасная фигура?
Но Пуаро смотрел на ее лицо – лицо тридцатидевятилетней женщины, прославленной своей красотой с шестнадцатилетнего возраста.
Как и все остальные, он знал о Валентине Чантри всё. Она многим была знаменита – своими причудами, своим богатством, своими огромными сапфировыми глазами, своими матримониальными авантюрами и прочими приключениями. У нее было пять мужей и бесчисленное количество любовников. Она последовательно была женой итальянского графа, американского стального магната, профессионального теннисиста, автогонщика. Из этих четырех американец умер, а остальных после развода выбросили на помойку. Шесть месяцев назад она снова вышла замуж – за капитана третьего ранга.
Именно он сейчас шагал по берегу рядом с ней – молчаливый, смуглый, с воинственно выдвинутой челюстью и угрюмым видом. В нем было что-то от первобытной человекообразной обезьяны.
Валентина сказала:
– Тони, дорогой, мой портсигар...
Он протянул его ей, зажег сигарету, помог спустить бретели белого купальника с плеч. Она легла, раскинув руки, подставляя себя солнцу. Муж сел рядом с ней, как какое-то дикое животное, стерегущее добычу.
Памела, понизив голос, сказала:
– Знаете, они ужасно интересуют меня... Он такой мужлан! Такой молчаливый и... как бы это сказать... злобный. Полагаю, женщинам ее типа такие мужчины нравятся. Это все равно что водить на поводке тигра! Любопытно, надолго ли это. Она устает от мужчин очень быстро, как мне кажется – особенно в последнее время. Тем не менее если она попытается от него избавиться, то он может оказаться опасным.
К берегу, довольно стеснительно, спустилась другая пара. Это они приехали вчера вечером. Мистер и миссис Дуглас Голд, насколько смогла узнать мисс Лайолл из списка постояльцев отеля. Она также знала – поскольку таковы были итальянские законы[41] – их паспортные имена и возраст.
Мистеру Дугласу Кэмерону Голду был тридцать один год, а Марджори Эмме Голд – тридцать пять.
Как уже говорилось, излюбленным хобби мисс Лайолл было изучение человеческой природы. В отличие от большинства англичан она была способна заговорить с чужаками сразу, а не выжидать от четырех дней до недели, прежде чем осторожно приблизиться, согласно британской традиции. Так что, заметив робость и замешательство мисс Голд, девушка окликнула ее:
– Доброе утро! Не правда ли, сегодня прекрасный день?
Миссис Голд была маленькой, словно мышка, женщиной. Она не выглядела уродкой – черты ее лица были правильными, а фигура – хорошей, но была в ней некая неуверенность в себе и безвкусность, что делало ее невзрачной. Ее муж, напротив, был чрезвычайно красив, почти театрально. Очень светлые кудрявые волосы, синие глаза, широкие плечи, узкие бедра... Он казался больше юношей с экрана, чем реальным молодым человеком, но стоило ему открыть рот, как это впечатление пропадало. Мужчина был очень естественным и простым, даже немного глуповатым.
Миссис Голд с благодарностью посмотрела на Памелу и села рядом с ней.
– Какой у вас замечательный золотистый загар! Я чувствую себя просто-таки недожаренной!
– Приходится много стараться, чтобы загореть ровно, – вздохнула мисс Лайолл. Она помолчала пару минут, затем продолжила: – Вы ведь только что приехали, верно?
– Да. Вчера вечером. На катере компании «Вапо д'Италия».
– Вы прежде бывали на Родосе?
– Нет. Тут прелестно, не правда ли?
Ее муж заметил:
– Жаль, что ехать так далеко.
– Да, будь он чуть поближе к Англии...
Сара приглушенным голосом сказала:
– Да, только тогда тут был бы сущий ад. Ряды людей, лежащих как рыба на камне... Тела повсюду!
– Да, конечно, это так, – сказал Дуглас Голд. – Досадно, что сейчас итальянская валюта в таком упадке.
– Это ведь имеет значение, правда?
Разговор свернул в стереотипное русло. Вряд ли его можно было назвать искрометным.
Чуть дальше по берегу Валентина Чантри пошевелилась и села. Одной рукой она прижала купальник к груди и зевнула – широко, но деликатно, по-кошачьи. Окинула небрежным взглядом берег. Ее глаза скользнули по Марджори Голд – и задумчиво остановились на кудрявой золотистой голове Дугласа Голда.