Кроме тумана, её изводили белые вспышки, но и то, и другое не представляло реальной угрозы. Саар начала выходить наружу на второй день. Дышать здесь было можно: состав воздуха оказался характерен для горных областей с их недостатком кислорода, но анализы выдали несколько необычных примесей, свидетельствующих о вулканизме. Туман представлял собой мельчайшие частицы, своими острыми гранями и причудливой формой напоминающие вулканический пепел, хотя их поведение не подчинялось привычным законам: они двигались абсолютно независимо от потоков здешнего воздуха.
Саар быстро адаптировалась к новым условиям и уже на второй день пути принялась за дело. Экспериментировать внутри корабля было опасно и бессмысленно. Она умела работать с пространством на очень малых расстояниях, но здесь от неё требовалось нечто иное. По иронии своих законов многомерное пространство аномалии позволяло «Грифону» двигаться только в одном направлении. Откуда бы он в неё не вошёл — с севера, востока, с запада или юга, — он бы всё равно столкнулся с лодкой и в какой-то момент мог наткнуться на «Эрлика». Но если «Эрлик» двигался, была вероятность никогда его не догнать.
Однако пространство не было инертным, и теперь Саар пыталась понять, как с ним взаимодействовать. Трудность состояла в том, что её манипуляции с тремя измерениями затрагивали и все остальные, которых она не чувствовала и поэтому не могла ими управлять.
Саар рассматривала свои ладони и вьевшиеся в них частицы тумана. В те далёкие времена, когда она только начинала изучать своё ремесло и осваивала азы работы с пространством, её учитель велел каждый раз создавать трёхмерную сетку и проверять результат с помощью катящегося шарика. Она давным-давно перестала пользоваться этим подспорьем для новичков, но сейчас ей вновь приходилось всё начинать с нуля.
Саар надела перчатки. Здесь было не только грязно, но и холодно. Чем дальше они уходили от края аномалии, тем ниже опускалась температура. Однако Саар не следовало отвлекаться. «Эрлик» мог появиться из тумана в любой день, и от неё ждали результатов.
Она раскинула перед собой мелкую сетку в виде куба со сторонами около метра, не позволяя ей касаться корабля. Сетка испускала слабое голубоватое свечение. Саар свернула очерченное пространство в простую фигуру — тор, слегка наклонённый влево и открытый с её стороны. Это у неё получилось без проблем. Она бросила внутрь лежавший на крышке контейнера шарик и вздохнула, покачав головой. Вместо того, чтобы катиться по кривой, описать полукруг и достичь нижней точки склонённого тора, через секунду шарик исчез и мгновенно выпал в десяти сантиметрах ниже входа, скатившись вниз. Саар расправила пространство, и шарик упал на палубу.
Она почувствовала его шаги, только когда он был уже в нескольких метрах за её спиной. Спустя несколько томительных секунд на крышку контейнера вспрыгнул чёрный гепард и улёгся, свесив лапы и помахивая длинным хвостом.
Саар была достаточно опытна, чтобы не отвлекаться на зрителей, пусть даже тех, что её волновали. Пытаясь разобраться в особенностях местной геометрии, она провела ещё полчаса, пока, наконец, не соорудила невообразимую фигуру, чтобы избежать исчезновения шарика в дополнительных измерениях — впрочем, тщетно. Она полностью ушла в себя и не заметила, в какой момент гепард обернулся человеком.
Теперь он сидел на крышке контейнера, скрестив ноги, всё в той же лёгкой одежде, что подстраивалась под цвет окружающей среды. Он не мёрз, не надевал очков и респиратора, а медленно ползущие завихрения тумана огибали его фигуру, очерчивая прозрачный силуэт в десятке сантиметров от её поверхности. Саар в который раз подумала, что её интуитивный выбор оказался верен. Этот человек притягивал её с той самой минуты, как она впервые увидела его на «Цзи То».
Он приходил сюда уже во второй раз, но в свой первый визит не превращался в человека.
— Хочешь что-нибудь сказать? — недовольным тоном спросила Саар.
— Ты ошибаешься, — негромко сказал Кан. — Ты пытаешься работать с пространством так, словно оно трёхмерное, а здесь оно другое.
— Спасибо, а я и не знала, — прокряхтела Саар сквозь респиратор.
— Ты должна использовать другие измерения, — продолжил Кан, — а вместо этого ты пытаешься описать многомерную геометрию в рамках трёх координат.
— Скажи на милость, как я могу их использовать? — Саар повернулась к нему лицом. — Как я могу использовать их, если мне до них не добраться? Сами-то мы находимся в трёхмерном мире!
— Нет, мы находимся в многомерном мире, — возразил Кан. — Просто мы являемся трёхмерными и естественно можем испытывать на себе только три измерения, в которых существует наш организм. Но работать ты должна не с тремя, а со всеми, чтобы мы в конце концов не врезались в «Эрлик» и при этом остались рядом с ним.
— Это я и без тебя знаю. Но ты либо выражайся точнее, либо уматывай.
Кан поднял руку и нарисовал перед собой в воздухе светящуюся фигуру, которую только что испытывала Саар. Она была точна до последнего изгиба.
— Смотри, — сказал он, и из его указательного пальца вытянулся металлический коготь. — Вот сюда ты кидаешь шарик, — он ткнул когтем в точку на фигуре, — а отсюда он выпадает. И выпадает мгновенно. Ты хочешь сделать так, чтобы шарик последовательно катился по окружности, но как только ты начинаешь воздействовать на здешнее пространство, оно меняется, и шарик не видит окружности. Твой тор на самом деле имеет другую форму: он является окружностью в трёх измерениях, но на него действуют и остальные, которые ты не учитываешь и не видишь. Ты повторяешь одну и ту же ошибку. Ты задаёшь путь, а надо задавать точки. Неважно, по какой траектории шарик доберётся из пункта А в пункт В. Найди закономерности не в пути, который тебе сейчас недоступен, а в соотношении точек входа и выхода.
— Шарику-то всё равно, как он туда доберётся, — глухо ответила Саар, не желая признавать правоту мальчишки, — но для нас это может оказаться ещё как важно. Что с нами станет между этими двумя точками? Перемещение корабля по дополнительным измерениям вряд ли будет похоже на этот фокус с «исчезни здесь и появись там через секунду».
Кан не ответил. Он молчал, прикрыв глаза, а потом, спустя минуту, произнёс:
— Для начала, увеличь его массу.
Вернувшись с палубы, Саар привела себя в порядок и отправилась к близнецам. Эти дни были напряжёнными. Братья Морган собирали информацию и перекраивали план своих действий сообразно получаемым сведениям. На вторые сутки они разослали несколько десятков зондов, которые на разной скорости летели за и перед кораблём, передавая на «Грифон» картинку. Так они проверяли воздействие на объекты разных скоростей, и появление «Эрлика» теперь не должно было оказаться неожиданностью. Тем более что у их навигатора возникли проблемы.
Тома не скоро освоилась в собственной каюте, но Саар была настойчива и велела ей привыкать жить одной. По мнению Саар — и здесь она была солидарна с Ганзоригом, — их каюты напоминали собачьи будки и не годились для людей, но выбирать, увы, не приходилось. Это был не «Цзи То» и не суша. Впрочем, хотя Саар привыкла жить небедно, став сепаратисткой, она изменила образ жизни (но не свои пристрастия) и могла потерпеть неудобства.
В первый же день братья попросили Тому начать работать. Задача была не из простых: сведения об окружающей среде постоянно обновлялись, а об «Эрлике» Тома почти ничего не знала. Однако всё это оказалось неважно.
— Мы будем задавать вопросы, — утром первого дня сказал Франц, — а ты — вычислять ветки. Хорошо?
Тома сидела, вцепившись в ручки стула на толстой пружинистой ножке. В ответ она лишь кивнула.
— Какова вероятность, что экипаж «Эрлика» жив? — спросил Франц.
Вопрос удивил Саар. Она внимательно слушала всё, о чём говорили близнецы на «Цзи То», и у неё не сложилось впечатления, будто их волнует судьба экипажа потерянного корабля.
Тома молчала. Саар видела, что теперь она не просто сидит, а погружается в свои вычисления. Она делала это очень быстро, но с тех пор, как Саар взяла её под свою опеку, никогда — по собственной воле. Только если её просили.