— Умнее, — повторила Ева. — Кликните на любой, посмотрите динамику.
Франц выбрал самый яркий снимок, и перед братьями появилось динамическое изображение, словно выпрыгнув с плоского экрана. Трёхмерная иллюстрация неторопливо вращалась над раскрытой на столе светящейся клавиатурой. Затылок полыхал зловеще алым. Зрительные пути сияли светло-голубым. Все структуры, отвечающие за визуальное восприятие, были активны, словно Ева наблюдала тысячи калейдоскопических галлюцинаций, изо всех сил стремившихся, чтобы она их осознала.
— Как это получилось? — спросил Джулиус, протягивая руку и касаясь проекции. — У нас ведь нет 3D-преобразователя. Или есть?
— Нет, — ответила Ева. — У нас его нет. Разве ты видишь где-нибудь линзу?
— Ева, — сказал Франц, — перед нами крутится трёхмерная модель, которая возникла сама по себе? Без всяких линз?
— Да. Я тоже её видела. И Вайдиц. Но это глюк, Франц. Это происходит с любой 3D-моделью. Она выскакивает с экрана, она выскочит с листа бумаги, если вы её там нарисуете. Просто до сих пор мы этого не делали. Довольствовались таблицами и прочими схемами.
— Понятно, — проговорил Франц, отнеся это замечание к объяснению Евы, а не к самому явлению.
— Ещё кое-что. Мы здесь почти неделю, и завтра я начинаю собеседования. Через часок скину вам расписание. Пожелания какие-нибудь есть?
— Не забудь нас и капитана, — сказал Джулиус, всё ещё рассматривая вращающийся мозг, чья цветовая гамма менялась в зависимости от активности участков. — Корабельная субординация тебя не касается. Но нас в расписание не включай, не предупреждай заранее. Пусть это будет приятная неожиданность. — Он на минуту смолк. — Больше ничего не хочешь нам сказать? Есть идеи, почему такая загрузка идёт в фоновом режиме? Почему то, что мы видим, вообще никак на нас не влияет?
— Или влияет, — предположил Франц, — но мы этого не замечаем.
— Или замечаем, — сказала Ева, — но не понимаем, что.
11
В корабельных сутках было всего двадцать четыре часа, хотя братья по своей воле могли задать любое их количество. Но движение во времени собственных тел зависело от них мало. Они были бы рады не испытывать усталости, хотели бы, чтобы их нервная система не перегружалась, но сейчас всё было наоборот. Поздно ночью, когда на корабле давно уже горела лишь каждая пятая лампа, а все, кроме вахтенных, спали, братья покидали своё царство приборов и спускались на уровень ниже, используя скрытый за носовым экраном лифт. На нижней палубе располагались каюты капитана, его помощника, Сверра и их самих. В каюте прятался Балгур, не поддающийся местным искажениям. Он надёжно загонял братьев в сон своим искусством врачевания, чтобы они не просыпались среди ночи думать до утра очередную мысль. Пробудившись, они досадовали на потерянное время, но другого выхода не было — химия и магия помогли бы им не спать, однако расплата за бессонницу была слишком высока. Перегруженный мозг мог подвести их в самый ответственный момент.
По утрам в аппаратную спускалось всего трое из группы — Кан, Тома и Вальтер. Ганзориг нашёл себе занятие уже на второй день, а Саар, позавтракав, уходила на палубу экспериментировать.
— Вальтер — в медотсек, — распорядился Джулиус, как только тот вышел из коридора. — Лаборатория номер два.
— Я здоров, — удивился Вальтер. — Я отлично себя чувствую.
— Просто иди и сделай то, о чём тебя просят. Тома, — Джулиус перевёл взгляд на девушку, присевшую на стул, который она выбрала себе с самого первого дня. — Вчера ты отдыхала, сегодня продолжим работать. Кан, пока посиди.
Вальтер продолжал стоять у конца коридора, сунув руки в карманы брюк.
— Что ещё? — недобро спросил Джулиус, и на этот раз он не стал возражать, развернувшись обратно к выходу. Братья дождались, пока он скроется за дверью, и посмотрели на Кана.
— Как продвигается ваша работа с Саар? — спросил Франц.
— Медленно, — ответил Кан. — Вообще-то я ничего не делаю, только смотрю.
Франц едва заметно улыбнулся.
— С твоей точки зрения, в чём основная проблема, с которой она сталкивается?
— Саар не сумеет сделать кольцо, по которому «Грифон» будет последовательно двигаться вокруг «Эрлика», — ответил Кан. — Здесь невозможно искривлять пространство, не проваливаясь… — он сделал паузу, — точнее, не затрагивая другие измерения, с которыми она не в состоянии работать напрямую. Но использовать их она может. На самом деле, — добавил он, помедлив, — вы не ставили конкретной задачи. Хотелось бы знать, что в конечном итоге вы планируете сделать с «Эрликом».
Близнецы молчали. Потом Франц сказал:
— Об этом ещё рано говорить. Так как она их использует?
— Она может перекинуть шарик из точки А в точку В, — ответил Кан. — Мы выяснили, что с возрастанием массы шарика время его перемещения увеличивается. Надо сделать расчёт, сколько времени понадобится для переброски объекта с массой «Грифона».
— А что с этим объектом будет во время переброски? — поинтересовался Франц.
Вопрос был риторическим. Кан только пожал плечами.
— Ладно, — сказал Джулиус. — Это вы выясните, и чем быстрее, тем лучше. Теперь иди сюда. Мика, покажи ему.
Кан подошёл к лейтенанту за компьютером. Та развернула перед ним карты мозга Евы Селим.
— Эти сделаны в Лондоне в начале января, — пояснил Джулиус. — Сканировала себя Ева, наша давняя коллега. Показана обычная деятельность. Запись суточная.
Кан кивнул. Мика открыла снимки последних двадцати четырёх часов.
— Эти были сделаны вчера, — сказал Франц. — Что скажешь?
Кан молча рассматривал изображения.
— Я не нейробиолог, — наконец, ответил он. — Что я могу сказать?
— Неважно. Не думай долго — просто говори.
— Вероятно, так сейчас выглядит мозг любого из нас, — начал Кан, разглядывая снимки. — Мы получаем и обрабатываем очень большой поток информации, но по каким-то причинам её не осознаём. Возможно, мозг пытается выстроить новую модель окружающей среды, столкнувшись с тем, что не может распознать. Учтём, что на нас действуют местные эффекты, как со вспышками. — Он вновь пожал плечами. — Надо ждать. Постепенно мозг выстроит более-менее слаженную картину и позволит нам её увидеть.
— Вряд ли мы этому обрадуемся, — пробормотала Мика.
— Выбери снимок, — сказал Джулиус.
Кан указал на самый спокойный, когда Ева, по всей видимости, спала. Мика вывела его на экран, и неподалёку от монитора появилась трёхмерная модель.
— У нас нет 3D-преобразователя, — сказал Джулиус. — Это местный эффект, как ты выражаешься.
— Любопытно, — ответил Кан. — Но, похоже, это безобидная иллюзия. Одна из многих.
— Из каких многих? Ты что-то видел?
— Ну, не знаю, — Кан вернулся к своему месту неподалёку от Томы. — В животной форме всё выглядит немного иначе. Сложно объяснить. В основном это не зрительные эффекты, а ощущения. Но вряд ли они как-то связаны с содержанием той информации. — Он указал на экран со снимком. — Они вызывают воспоминания, ассоциации, но ничего нового не сообщают.
— А что за зрительные эффекты? — спросил Франц.
— Структуры тумана. Я не сумею их описать. Человеком я их не воспринимаю. Просто помню о том, что они есть, что я их видел.
— Кстати, Фаннар тебе ничего не говорит?
Кан отрицательно качнул головой.
— Он почти всегда здесь, наблюдает, но не разговаривает.
— Значит, пообщаться он не захочет…
Кан улыбнулся одними губами. Братья отъехали в центр аппаратной и остановились напротив Томы.
— Хорошо, — сказал Джулиус. — Сегодня в пять зайди к Еве в медотсек. Она тебя осмотрит и задаст несколько вопросов. Мы все у неё побываем в своё время.
— Я понимаю. — Кан поднялся, собираясь уходить.
— И ждите Сверра, — добавил Франц. — Он поможет рассчитать время переброски.
Лучше всего Тома чувствовала себя в своей каюте и в обществе Саар, заходя к ней ближе к вечеру. Аппаратная с её непонятными разговорами и братьями Морган, которых она страшилась всё больше, особенно после того, как Вальтер рассказал ей об их телосложении, становилась для неё наименее приятным местом на корабле. Но во второй половине дня о ней будто забывали, и она могла укрыться в каюте или побыть со своей наставницей.