— К тебе часто заходят?
— Ко мне никто не заходит, кроме бабушки, но чаще я хожу к ней.
— Тогда не запирайся. Саар твои замки не остановят, и даже я могу их вскрыть. Просто не хочу.
Она не успела ответить. Разговоры кончились, он пришёл сюда не для болтовни. Он убрал с её головы полотенце, и влажные тёмные волосы рассыпались по плечам. Вальтер знал, что она не будет возражать, и каковы бы ни были причины такой покорности, ему было всё равно. Он сразу понял — эта девушка будет его. По крайней мере, так он себе говорил, убеждённый, что знал об этом ещё на «Цзи То». Пусть Кан болтает, что хочет. Кому ещё она нужна?
— У тебя кто-нибудь был? — на всякий случай спросил он, снимая с неё халат. Тома отрицательно качнула головой. Вальтер отметил, что она боится, но это естественно, думал он, чувствуя себя гораздо более опытным. По крайней мере, ей будет не с кем его сравнить.
Она не знала, как вести себя, и лежала, замерев, словно ожидая чего-то ужасного. Вальтер неумело попытался овладеть ею, но Тома, едва почувствовал боль, с неожиданной силой начала вырываться и отталкивать его. Разозлённый своей неудачей, он стиснул ей руки и придавил к постели. Он чувствовал себя оскорблённым. Неужели он настолько плох, что не нравится даже ей, этой слепой девчонке? Да она ему спасибо должна говорить. Скоро Тома перестала бороться, и живая девушка под ним превратилась в пассивную застывшую плоть.
Он остался у неё на всю ночь, возбуждённый мыслью о том, что теперь у него есть своя собственная, всегда доступная красивая молодая женщина. Он не мог и не хотел противиться своим желаниям, чувствуя наступление нового холодного дня, который приближал их к «Эрлику», грозному и таящему в себе ответы на вопросы, которые в те часы он не хотел себе задавать. Внезапно они потеряли для него всякое значение. Даже Соседи, даже опасный переход. Здесь и сейчас они были ему не интересны. Ночь аномалии должна продолжаться. Женщина рядом должна остаться с ним навсегда. Сейчас она была усталой и безразличной. Но он сделает так, что она будет ждать его с нетерпением и встречать с радостью. Он уснул, прижав Тому к себе и даже во сне не ослабив своих объятий. Лишь раз она попыталась выбраться, но Вальтер заворочался, и Тома, опасаясь его пробуждения, стихла, глядя в собственную темноту и раз за разом читая карту их будущего.
15
Саар медленно поднялась по высоким железным ступеням и толкнула тяжёлую дверь. Несмотря на тёплую одежду, респиратор, толстые варежки и целую стену заклинаний, ей казалось, что она чувствует окружающий холод. Если бы не фонари, она бы решила, что скоро «Грифон» выйдет в космическое пространство. Заклинания защищали надёжно, но температура за бортом была уже минус пятьдесят, а к моменту сближения с «Эрликом» опустится ещё делений на тридцать.
Изо дня в день густой туман становился всё причудливее, и братья отправили на палубу Вальтера. Он сидел наверху, в капитанской рубке, и смотрел на туман из-за стекла — ему не приходилось часами находиться в темноте, как ей.
При мысли о Вальтере Саар стало жарко. Будь у неё возможность, она бы выбила самодовольство, которое было написано у него на лице пару дней назад, когда он выходил из каюты Томы. «Хочешь, я это сделаю?», предложил вечером Кан, когда она рассказала ему о своём возмущении. Он спросил это так легко, что Саар встревожилась и отказалась. В конце концов, думала она, хоть этот Вальтер и отвратительный тип, зачем-то он здесь нужен, а что с ним сделает Кан? Кто знает? Тома — взрослая девица, пусть разбирается сама… Однако подобные уговоры не действовали. Саар понимала: Тома совершенно не готова к мужчине — по сути, она ещё ребёнок, — и тем более она не готова к такому мужчине, как Вальтер.
От мрачных размышлений Саар отвлёк силуэт, видневшийся в завихрениях тумана. Местами туман начинал обретать структуру, чего раньше не было. То тут, то там в нём спонтанно возникали геометрические фигуры — круги, квадраты, шестиугольники, спирали. Одни рассеивались быстро, другие держались над палубой часами.
Это был не Кан. Он целыми днями пропадал в аппаратной с братьями, готовясь к походу на «Эрлик». За мерцающими частицами возник адмирал. Он стоял у поручня. Саар подошла и встала рядом.
В отличие от неё, Ганзориг не носил респиратора, а пользовался тем же заклинанием, что и оборотень. Но Саар так и не смогла преодолеть психологический барьер, опасаясь, что однажды туман набьётся ей в горло, если вдруг она случайно ослабит контроль.
— Не буду вам мешать, — вежливо сказал Ганзориг, увидев Саар, и собрался внутрь «Грифона».
— Вы не мешаете, — неожиданно для себя ответила она. Сейчас ей не хотелось оставаться в одиночестве. — О чём вам рассказывают близнецы? Или это секрет?
— Боюсь, пока это действительно секрет, — ответил Ганзориг. — Если только они сами не решат его обнародовать, мы не можем говорить об этом. Но большая часть и так уже известна…
— Не все такие умники, чтобы понять, что там пишет Мика в своих отчётах, — проворчала Саар.
— Без вас эти отчёты будут бесполезны. Если мы не уйдём в петлю, нас могут подстрелить, или мы остановимся раньше и застрянем здесь навсегда.
— Мы уйдём в петлю, — обещала Саар и добавила: — Но если вернёмся с той стороны такими же важными, как этот жрец, я наложу на себя обет молчания.
Ганзориг не ответил. Потом медленно развернулся к ней.
— Жрец? — переспросил он, и в его обычно спокойном голосе послышалась угроза. — Какой ещё жрец?
Саар мысленно обругала себя за несдержанность.
— Я говорила о Вальтере, — сказала она. — По-моему, когда он оттуда вернулся, то стал очень заносчивым.
— Вы сказали, он жрец, — настойчиво повторил Ганзориг.
— Он жрец Источника. Насколько мне известно, Кан забрал его оттуда и привёз на «Цзи То».
— Жрец Источника… — Ганзориг развернулся, пошёл прочь и быстро исчез в завихрениях тумана. Хаотичные клубы расступились и опять сомкнулись, образовав у него за спиной овал.
Он направился в аппаратную, хотя то, что близнецы рассказывали Кану, его не касалось. Никто, кроме оборотня, не мог проникнуть на «Эрлик», а значит, ему, Ганзоригу, совсем не обязательно знать, как устроено оборудование, которое предстояло отключить. Однако он пришёл и занял своё обычное место, собираясь отвлечься на технические детали и выкинуть из головы то, о чём только что узнал.
Но кого он хотел обмануть? Он почти не слышал объяснений близнецов. Кану предстояло досконально изучить всю архитектуру корабельного оборудования, чтобы уметь исправить любые возможные поломки. В другое время Ганзоригу было бы интересно, но не сейчас. Сейчас перед его глазами стояла пустыня Сахара, горы Источника и его жена, которая в тот день едва могла приподняться, чтобы сделать глоток воды.
Легионерам не запрещалось пользоваться Источником, но это было не принято и расценивалось как крайне нежелательное действие. Ганзориг не знал никого, кто там побывал. Ему никогда не приходила в голову причина такого отношения — он думал, всё дело в репутации, и был удивлён, услышав совет не ездить туда с женой. Не делайте этого, говорили врачи. Никто не знает, что это за вода, как она действует, и что потом происходит с человеком. Даже его сын отнёсся к этому отрицательно. Даже его жена. Она смирилась. Не всё можно вылечить, говорила она. Пусть идёт, как идёт, Имедей. Но он никого не послушал.
Через трое суток после одного-единственного глотка она впала в кому, и во время этой комы жена Имедея Ганзорига умерла. Человек, который вернулся оттуда спустя месяц, был абсолютным незнакомцем.
Он злился и считал себя обманутым. Никто не сказал ему, чем обернётся этот, казалось бы, невинный акт. Жрецы должны были знать — они видят сотни людей, знают всё, что касается этой воды. Они обязаны предупреждать о таких вещах. Если б они сказали: ваша жена всё равно умрёт, а то, что появится на её месте, будет чужой сущностью; это не просто личностные изменения или испортившийся характер — это вообще другой человек… Тогда бы он… Ганзориг закрыл лицо ладонью и покачал головой. Отказался бы он? Уехал бы обратно?
— Адмирал? Адмирал, как вы себя чувствуете?
Он осознал, что воспоминания выбили его из реальности. Рядом стояла встревоженная Мика, близнецы и Кан смотрели на него, оставив свои дела. Он встал.