Он спустился по лестнице в конце прохода, откуда они появились. Широкий коридор с четырьмя дверьми, мягкий ковёр на полу, обитые деревянными панелями стены и лифт в противоположном конце. Последняя дверь достаточно широкая, чтобы в неё въехала коляска с близнецами. Другие каюты его не интересовали. Могущество братьев пугало, но чем реже он их видел, тем меньше боялся. «Возможно, это они сделали её такой», думал он. Вечером он собрался с пристрастием допросить её, но не смог попасть в каюту, даже приблизиться к двери. Спустя минуту тщетных попыток до него дошло, что Тома заперта колдовством старухи. Пылая яростью, он вернулся к себе и начал рыться в корабельной сети в поисках ключа, отпирающего пространственные ловушки.
Наконец, братья дали о себе знать, и теперь Саар каждое утро уходила в аппаратную «Грифона». Кан пропустил сеанс восстановления, не откликнулся на вызов по коммуникатору, и в один из вечеров Ева вышла на его поиски, обнаружив в кают-компании.
— Нет, — сказал он. — Меня всё устраивает. Ты сама говорила, что моё здоровье в норме.
— Это если верить приборам. Стоит ли рисковать?
— Пусть всё остаётся, как есть. Я здоров. Считай, что моя животная часть компенсирует все проблемы.
— Когда я вижу твою животную часть, она обычно спит где-нибудь в коридоре или дальних закоулках.
Кан усмехнулся.
— Похоже, мне здесь больше нечем заняться. Сила не нужна, только мозги.
Ева смотрела на него с улыбкой, и ему в голову вдруг пришла мысль, поразившая своей простотой и неожиданностью: за всё это время, за все месяцы путешествия, он никогда не думал о ней как о женщине, никогда не оценивал её, не замечал ни достоинств, ни недостатков. Это показалось ему настолько странным и необычным, что слова вырвались сами собой
— Раньше… — начал он и смолк, смутившись своей неуместной откровенности. Ева вопросительно подняла брови.
— Неважно.
— Важно. Говори.
— Раньше я думал, что женщина не может быть другом мужчине. Что они не могут просто общаться. — Он замолчал.
— Это ты комплимент пытался сделать или наоборот?
— Ни то, ни другое. — По её лицу он видел, что она тоже смущена и немного напугана таким поворотом. — Ева, я знаю, что ты обо мне думаешь, и ты права. Но мне с тобой легко. В моей жизни это редкое явление.
— С Ганзоригом ты прекрасно общаешься.
— Он мужчина, и он старше.
— Понятно. — Ева вздохнула. — А я вот помню, как ты мне лицо прокусил.
— Я же говорю: ты права. Но это ничего не меняет. Я не утверждаю, что ты считаешь меня своим другом. Я говорю, что мне с тобой легко. И… — он вновь помедлил, — для этого мне не надо с тобой спать.
— То есть ты не смог бы просто общаться с Саар?
Он отрицательно покачал головой.
— Кстати, Саар тебе не говорила, что Тома под арестом? — спросила Ева просто так, чтобы уйти от смущавшей темы, и испугалась, увидев, как изменилось его лицо.
— Что она сделала?
— Не знаю. Знаю только, что Саар заперла её в каюте и теперь сама носит ей еду. Пространственная ловушка. Ни войти, ни выйти.
Оборотень внимательно смотрел на неё.
— Ты ведь в курсе, почему между нами трения? — спросил он. — Саар наверняка тебе рассказывала. — Ева молча кивнула. — Понимаешь, что это срежиссировано? Что это её игры?
— У тебя паранойя, — неосторожно сказала Ева, мгновенно смолкнув, едва увидела опасный блеск в его глазах. Он поднялся с дивана и заходил взад-вперёд. В кают-компании было холодно и неуютно — вряд ли сюда приходил кто-то ещё, кроме него. Но Ева заметила, что оборотня привлекают такие безлюдные, нежилые места, и если он не сидел в аппаратной, именно в пустых отделениях его надо было искать в первую очередь.
— Все вы удивительно наивны и легкомысленны, — произнёс он. — Тома — кукловод. Братья изменили её. Зачем им это понадобилось? Последствия придётся расхлёбывать…
— Что значит — изменили? — перебила Ева. Кан остановился.
— Ты хотя бы заметила, что она стала другой?
— Разумеется. Но я не слежу за одной Томой. После перехода у меня куча работы.
— Тому изменили братья, — настойчиво повторил он. — Не знаю, зачем. Знаю, что от этого стало только хуже. Этой своей инициативой они запустили цепь событий…
— Если я правильно поняла твою идею, у них не было выбора. Ни у кого из нас. Мы не можем сделать что-то, чего она не предвидит. Но главное — другое. Почему это так тебя беспокоит? Она просто хочет вернуться на Землю, как и все мы.
Кан сел на диван. Его злость сменилась угрюмостью.
— Ты не знаешь, чего она хочет. Тебе представляется, что братья всё просчитают, запустят резонатор, запихнут аномалию в чёрную дыру, и раз — мы на Земле. Почему тебе не приходит в голову, что может быть иначе?
— Как — иначе?
— Да не знаю я! — воскликнул он. — Если бы знал, был бы чтецом вероятностей.
— Может, ты всё-таки придёшь в камеру? — спросила Ева через некоторое время. — Хуже от этого не станет.
— Нет, — снова отказался он. — В этом нет ни смысла, ни необходимости. Здесь столько иллюзий, что любое действие ещё больше всё запутывает.
Заперев Тому, Саар испытала облегчение. Близнецы вызвали её по коммуникатору и попросили, чтобы она увела от них Тому. «И захватите, пожалуйста, какую-нибудь одежду», добавил Франц. Сгорая со стыда, Саар швырнула ей халат, заперла в каюте и отправилась назад к близнецам. Ей представлялась разноцветная схема, похожая на карту метро. Только что она побывала на пересадочной станции, и кто знает, куда теперь везёт её машинист?
Братьев было трудно выбить из колеи. Они выжидательно смотрели на Саар, вставшую посреди каюты. Ей не хотелось садиться на кровать, где несколько минут назад лежала Тома.
— Зачем вы это сделали? — спросила она.
— Госпожа Саар, вы всё неверно истолковали… — начал Франц, но она остановила его взмахом руки.
— Я имею в виду, зачем вы дали своему фамилиару её коснуться? Если то, что говорит Кан, правда, Балгур только увеличил её возможности.
Братья выдержали паузу.
— Заклинание, которым является Балгур, даёт человеку шанс слиться с чистой силой, — наконец, ответил Франц. — Объединить свою личную силу с общим, если так можно выразиться, полем. Но это не просто объединение. Знаете, что такое интерференция? Как следствие взаимодействия поля и этой личной силы, в человеке возникают разного рода изменения. Иногда это идёт ему на пользу. Иногда — нет.
Саар хмуро смотрела на близнецов.
— Я так понимаю, изменения Томы не пошли ей на пользу.
— Да, — ответил Франц. — Но такие вещи невозможно узнать заранее, хотя в этом случае шансы были, пожалуй, не на нашей стороне.
— Это ещё почему?
— Власть над людьми даётся не всем. И редко с благими целями.
— У каждого здесь своя доля власти.
— Не у каждого. А у тех, у кого она есть — ну так взгляните на них, госпожа Саар.
Она промолчала.
— Тем не менее, мы рискнули, — продолжил Франц. — Можете называть это предопределением или манипуляцией, как угодно.
Всем своим видом Саар выражала скептицизм и несогласие с их объяснением.
— Просто вы хотите с ней сыграть. И уверены, что выиграете.
Джулиус улыбнулся.
— Мы выиграем.
— Надеюсь, что у вашего выигрыша будут свидетели, — со злостью проговорила Саар. — Хотя вам, наверное, всё равно.
Близнецы промолчали, решив не опровергать её слова, и она покинула «Грифон», чтобы вернуться туда через день, когда братья завершили своё уравнение, в котором, разумеется, была и она.
Ей почти не приходилось участвовать в разговорах: близнецы обсуждали с Юханом математику и физику, поэтому большую часть времени она просто не понимала, о чём идёт речь. Изредка они обращались к ней и Сверру, с которым ей предстояло работать. Через несколько дней она привыкла к терминологии, словно внезапно научилась понимать чужой язык — ещё минуту назад это был набор звуков, а теперь они обрели смысл, пусть и не до конца понятный.
Говоря между собой, братья и физик вежливо называли Саар «госпожой», но скоро начали говорить просто «она», и это её задевало. Соображения удобства были понятны, но ей хотелось большего, чем местоимение. Сверр тоже молчал и слушал, однако его такое положение вещей не беспокоило. Он должен был следить за состоянием корабля и распределением силы «во избежание утечки», как выразились братья.