Выбрать главу

— Ты его хочешь?

Она подняла голову.

— Кого?

— Фамилиара близнецов. Ты всё ещё о нём думаешь?

Её тело вспомнило экстатические состояния, которых она столько дней была лишена.

— Тома, эти существа вызывают зависимость. Любая зависимость — паразит, который забирает у тебя силы и энергию до тех пор, пока не убьёт — или пока ты не поменяешься с ним ролями и сама не начнёшь пользоваться этой зависимостью, черпать оттуда силы. Пока не станешь паразитом паразита.

— Я не понимаю, о чём ты, — прошептала Тома. — И мне всё равно. Ты всегда говоришь слишком сложно.

— А ты вообще не говоришь. Идём к Вальтеру. Он по тебе скучает.

Они вернулись в коридор, и оборотень подвёл Тому к одной из лабораторий по соседству с аппаратной. Он открыл дверь, и её замутило от тяжёлых запахов.

— Да, — сказал Кан, мягко подталкивая её вперёд, — в человеческом теле столько всякой вонючей дряни, столько бактерий… Кстати, ты знаешь, что из десяти клеток нашего организма человеческая — только одна? Мы — симбиоз, Тома, каждый из нас — не совсем человек. Вернее, не только человек. Даже ты. — Одной рукой он обнял её за талию, второй ухватил за запястье. — Стой, — велел он, прижав её к себе. — Вальтер здесь. Слышишь?

Он замолчал, и она услышала быстрое, неглубокое дыхание, которое сопровождал частый глухой стук.

— Лицо осталось целым, — с улыбкой проговорил Кан. — Я же не совсем чудовище.

Он поднял её обессиленную руку и заставил коснуться лица переводчика. Его глаза быстро мигали, губы покрывала сухая корка, рот был широко открыт. Дыхание обожгло ей пальцы. Кан направил ладонь вниз, и под шеей она почувствовала что-то скользкое, липкое, горячее. Тома попыталась отдёрнуть руку, но оборотень стиснул её так, что она не могла шевельнуться, даже сделать вдох. Рука двигалась дальше, следуя его воле. Дыхание Вальтера участилось, тело дрожало, а сердце билось так сильно, что удары отдавались в её грудной клетке.

— Зачем… — в ужасе шептала она. — Бабушка жива…

— Он тоже, — отозвался Кан. — И я постараюсь, чтобы он дождался Саар.

Он вдавил её ладонь, и она почувствовала волны крупной дрожи, идущие по телу Вальтера.

— Сейчас ему вряд ли приятна твоя ласка, — проговорил ей на ухо оборотень, — как когда-то тебе — его.

— Ты ничего не знаешь! — закричала Тома и завертелась, пытаясь вырваться из его рук. В ту же секунду ей в бок вонзились острия когтей. От боли её затошнило, и она, всхлипнув, замерла.

— Это ты не знаешь! — прошипел Кан. — Не знаешь, каково это, когда тебя бьют топором, когда тяжеленное лезвие со всего маху входит в тебя, ломает кости, рвёт мышцы, когда лопаются твои сосуды и сухожилия! Этот жалкий глупец — подарок Саар. Пусть сошьёт себе из его кожи перчатки. А тебя я оставлю здесь, чтобы ты подумала о Гарете и о том парне, которого он зарубил. Проголодаешься — можешь пожевать его. — Он втянул когти и толкнул её вперёд. Тома ударилась о Вальтера и упала, поскользнувшись на залитом кровью полу.

— Ты жуткий! — в отчаянии крикнула она, обхватив руками бок. — Ты сам убийца! Живодёр!

Но оборотень уже ушёл, хлопнув дверью, а Тома осталась лежать, стискивая руками рану, и всё, что ей было слышно, лишь собственный плач и хриплые звуки над головой, похожие на дыхание запыхавшейся собаки.

25

— Вы точно не передумаете? — спросила Ева. В её руке был шприц с полупрозрачной розоватой жидкостью. Саар качнула головой и поморщилась от боли.

— Не передумаю. Сколько можно спрашивать.

Ева кивнула и ввела иглу в вену. Тело Саар начало наполняться энергией. По всем правилам после разморозки ей надо было отлежаться ещё пару дней — ускоренное восстановление могло вызвать проблемы, — но этих дней не было. Когда она очнулась, с момента нападения прошло пять суток, и счёт шёл на часы. Пространство между «Грифоном» и коконом сокращалось; корабль тянуло вверх по склону вместе с жидкостью. Постепенно он задирал нос, и ходить по нему становилось неудобно.

Всё её тело болело. Кости ломило, мышцы кололо так, словно они затекли. Но мозг, казалось, обрёл новую остроту. Она думала, вспоминала, анализировала. И теперь, помимо естественного желания выжить и перейти на другой корабль, ей двигало и другое стремление — месть. Никогда бы Саар не подумала, что способна на такое сильное чувство.

Лекарство Евы должно было придать ей много сил на коротком отрезке времени. Весь последний час они с Ганзоригом и Сверром разрабатывали план проникновения на «Эрлик». Каким бы ненадёжным и умозрительным он не казался, настала пора его осуществить.

Опираясь на руку Евы, Саар добралась до верхней палубы. На мониторе она уже видела, что происходит снаружи, однако взглянуть на это собственными глазами означало нечто иное.

«Грифон» находился в самом низу холма. Густая жидкость ползла вверх по склону и спиралью оборачивала кокон. Время от времени с его вершины срывались вытянутые бесформенные капли, улетали вверх и исчезали в кристаллическом тумане.

Как только Саар увидела цель, поддержка на наклонной палубе ей больше не требовалась. Она начала осторожно раскрывать кокон, попутно отмечая все те странности, что случились с ним в последние дни.

Тонкие коридоры в иных измерениях, отходившие от корабля ещё неделю назад, исчезли. Если не считать канала резонатора, теперь «Эрлик» был полностью изолирован. Скоро Саар приоткрыла кокон, но Ганзориг и Сверр не смогли бы добраться до корабля, подобно оборотню, опираясь на скользящую жидкость. Их план заключался в прокладке пространственного моста от «Эрлика» до «Грифона».

В других обстоятельствах это удалось бы ей без труда, но здесь скрученное пространство двигалось по сложным траекториям и было так сильно напряжено резонатором, что сделать нечто стабильное не представлялось возможным. Саар казалось, что в её руках — упругое тесто, которое пытается вырваться и принять привычную спиралевидную форму. На то, чтобы преодолеть неустойчивый тоннель, требовалось время, а Саар должна была удерживать его открытым.

— Живее, — процедила она. — У вас минута.

Длинный язык искривлённого пространства искажал оранжевый свет, смещая его к красному и фиолетовому и размывая пейзаж. Саар представляла, что они с «Эрликом» перетягивают большой полый канат, и корабль уверенно побеждает.

Кокон закрылся в ту же секунду, когда Ганзориг, бежавший последним, шагнул на палубу. У него не было времени отвлекаться на тоннель, да и мысль о том, что он находится в нескольких метрах от поверхности, вряд ли придала бы ему новых сил.

Поверхность палубы, некогда плоская, теперь щерилась провалами и острыми углами. Откуда-то вылезали фрагменты внутренней структуры — лестницы, трубы, даже участки кают. Из центра круглой антенны наверху прорастала вторая тарелка, повёрнутая перпендикулярно. Пейзаж был хаотичным и организованным, знакомым и незнакомым одновременно.

Обходя провалы и выступы, они добрались до входа. Искажения привели к тому, что в зависимости от угла зрения дверь выглядела и открытой, и закрытой. За открытой дверью виднелась косая лестница, которая перегораживала путь. Сверр толкнул ту, что выглядела закрытой, и они вошли внутрь. Пространство вокруг преломлялось, как отражения в горсти кристаллов. Через несколько минут они поняли, что заблудились. Знакомые фрагменты корабля перепутались и вели в разные места. Спускаясь по лестнице, можно было попасть наверх. Добравшись до площадки, мало затронутой искажениями, они остановились, чтобы выработать план действий, и там их нашла Тома.

Она возникла перед ними внезапно, выйдя из одной из граней, словно призрак, и была на него похожа, будто за эту неделю здесь прошло много лет.

— Кто здесь? — спросила она.

— Я и адмирал, — ответил Сверр, глядя на неё с подозрением.

— Идите за мной, я выведу вас в чистое место. — Она отступила назад, но оба колдуна не пошевелились. Тома вздохнула.

— Ладно, как хотите. Тогда попробую найти Кана.

— Ты не знаешь, где он? — спросил Ганзориг.

— Он где-то бегает, пытается поймать… — Тома пожала плечами, — не знаю, кого или что. Он говорит, пришельца.