Его голос осёкся. Северин сидел ссутулившись, потом опустил лицо в ладони, и Антар с удивлением заметил, что между его пальцев заструились блестящие дорожки. В первый и последний раз в жизни ему довелось видеть слёзы лорда Эрлинга. Он вдруг с пронзительной ясностью осознал, как сильно постарел его отец.
Антар опустился рядом с ним на колено, потом на оба. Сжал его руки своими и уткнулся лбом в уже так густо поседевшую шевелюру. Говорить он не мог, да и не знал, что тут можно сказать. Он просто сидел и сжимал руки отца всё крепче, пока тот, наконец, не отнял ладоней от лица. Глаза его были сухи, а лицо спокойно.
– А как же мама? – спросил Антар, который не мог представить, что его мать позволила отцу это сделать.
– Мама… я наложил на неё заклятие, кольцующее ментальное воздействие. Что-то вроде этого я испытал, когда был под правом призыва. Открыл портал в замок Влада, и он силой втащил её туда. Потом, правда, ей удалось его чем-то оглушить и вызвать Кэролина. И Милослава. Но всё было уже кончено.
– Наложил на неё заклятие? Но как? Как это возможно? Она ведь наверняка сопротивлялась!
– О, да. Но она моя жена. Я знаю её, как себя самоё.
– Когда я прибыл, фейри уже крушили города…
Северин кивнул.
– На локальные разрушения я не обращал внимания. Я выкачал уже всю энергию из окрестностей и останавливаться не собирался: мне приходилось драться со всем Народом Холмов одновременно. И с их царём. Только когда мне удалось, наконец, призвать Осколок Вечности, и я прикоснулся его лезвием к горлу Кэролина, он соизволил меня выслушать. Я сказал, что если он продолжит попытки уничтожить этот мир, мир, в котором родилась моя жена и умер мой сын, я убью и его самого, и всех его фейри до последнего, включая этих проклятых виверн. Не знаю, испугался он, или что-то понял… но фейри он отозвал. Я не доверял ему… и все эти десять лет, пока решалась судьба этого мира, я следовал за ним, как тень, готовый пресечь любую его попытку править суд по своему усмотрению. И дважды… такие попытки были. Обе в первый год. Потом… он, кажется, сам начал осознавать, что произошло. Может, Милослав ему показал… не знаю. По крайней мере, проголосовал за изоляцию добровольно.
– А дядя Милослав? На чьей он был стороне?
– Ни на чьей. Когда Альдор умер, он проводил Мелисенту в Мир Мёртвых и остался там с ней. Она хотела увидеть сына ещё раз. Однако он там так и не появился.
– Не появился в Мире Мёртвых? Но куда же он тогда делся? Он же не мог снова воплотиться из мира живых?
– Не мог. Нового воплощения он не обрёл, это подтвердил Влад. Мелисента прождала его довольно долго… а потом прошла через Мир Мёртвых и попала сюда. Когда мне удалось её найти… она только что не плюнула мне в лицо. И с тех пор не стала мягче.
Антар снова сел рядом с отцом и обнял его.
– Вы помиритесь. Она любит тебя…
– Признаться, – тут Северин машинально потёр левое запястье, где когда-то, давным-давно, в другой жизни, красовался золотой ободок, – я уже в этом не уверен.
– Ты любишь её, – даже несколько жёстко сказал Антар, – значит, и она тебя. Любовь будет взаимной. Теперь она всегда будет взаимной.
Северин слабо улыбнулся.
– Ты прав, мой мальчик. Ты, как всегда, прав.
– Патрисия, он увольняется! – Чарльз Торвин выглядел так, как будто его огрели пыльным мешком по голове.
– Кто?
– Как кто? Профессор Эрлинг! Вот, – он потряс перед её лицом целой стопкой бумаг и электронным планшетом. – Отдал мне все учебные планы и материалы лекций. Заявил, что пока не найдут нового преподавателя, занятия должен буду вести я.
– Но… кто же ему такое позволит?
– Я ему так и сказал. И знаешь, что он ответил? Что с удовольствием посмотрит на того, кто не позволит ему чего-либо сделать.
– На профессора Лейнсборо, что ли? – невольно улыбнулась девушка. – Точно! Профессор Лейнсборо!
Она бросилась по коридору в направлении кафедры биологии.
Патрисия была далеко не дурой и успела сообразить, что раз между профессорами биологии и математики разразилась такая кровопролитная война, их давнее знакомство было довольно близким. И шансы, что оно носило романтический характер, весьма высоки.
Северин стоял у огромного окна кабинета ректора, сложив руки за спиной, и смотрел вдаль, словно пытаясь разглядеть что-то по ту сторону горизонта.
– Я не понимаю, – уже сокрушённо-устало лепетал ректор. – Что с вами случилось? Что вам не нравится? Коллектив? Студенты? Аудитории? Зарплата, наконец? Объясните мне, в чём дело? Обсудим всё, как деловые люди!
– Я не могу назвать себя деловым человеком, господин ректор, – отозвался профессор Эрлинг всё так же стоя спиной собеседнику. – Вы как работодатель меня полностью устраиваете. Именно поэтому я посчитал себя обязанным сообщить вам о своём увольнении, а не просто отбыл в неизвестном направлении. В случае, если бы меня сочли без вести пропавшим, моё место не могло бы считаться вакантным ещё месяца два, а то и дольше.
– Но это же смешно, в самом деле! А как же ответственность? А дети? Ваши навигаторы будут так огорчены!
– Зато гидропоники обрадуются, – сухо заметил профессор, не меняя позы.
– Нет, это решительно неописуемо! О! Профессор Лейнсборо! – радостно воскликнул ректор при виде вошедшей женщины. – Скажите хоть вы ему! Где я возьму математика посреди учебного года?
Профессор биологии едва удостоила хозяина кабинета взглядом и обратилась к стоящему у окна предмету разговора:
– С чего тебе взбрело в голову уволиться?
При звуках её голоса ректор вздрогнул: трансгалакт был его родным языком и о существовании каких-либо других он догадывался смутно.
– Наши студенты считают, что я должен перестать тебя преследовать, – отозвался мужчина на том же наречии, всё так же не отрываясь от окна.
– О, я вижу, выполнять прихоти подростков вошло у тебя в привычку, – ядовито заметила она.
Профессор Эрлинг ничего не ответил и даже не пошевелился.
– Куда ты собрался? – спросила женщина, прерывая затянувшуюся паузу.
На этот раз он пожал плечами.
– Не всё ли равно? Забьюсь в какой-нибудь угол. Какая разница, где влачить остаток дней, взывая к богам, чтоб он оказался покороче?
– Что за чушь ты несёшь? – нахмурилась она. – Какой ещё остаток дней?
– Пустой и бессмысленный, – ответил математик, поворачивая, наконец, голову. – Альдора больше нет, Антар взрослый самостоятельный мужчина, который во мне больше не нуждается, а ты… Не знаю, чем я провинился перед тобой, но ты намеренно причиняешь мне боль. Мне тяжело… это выносить. Полагаю, и тебе тяжело меня видеть. Прости, что не понял этого сразу. Я чувствую себя старым уставшим дураком.
– Ты позволил моему сыну умереть, – сказала она безжизненным голосом.
– Это был и мой сын, любимая, – сказал мужчина, глядя ей в глаза. – Я сделал то, что сделал, потому что этого хотел Альдор. И я повторил бы это снова.
– Он был всего лишь ребёнок! Ты же не позволял ему прыгать с крыши, пока он не научился левитировать!
Северин покачал головой.
– Нет, родная. Ребёнком он был, когда сбежал из Сварги. А тогда, на доске, он был уже взрослым. Взрослым могущественным магом, самым могущественным из всех, кто когда-либо рождался среди людей. И я не мог отказать своему сыну в маленьком одолжении, о котором он меня попросил.
– Ты даже не дал мне с ним попрощаться, – дрогнувшим голосом сказала она.
Мужчина опустил ресницы и свесил голову на грудь.