– Де́да! Афанасий Васильевич! Да что вы, в самом деле! Прекратите! Вам еще жить да жить.
– Нет, внучек. Пришло мое время. Все, отжил свое. Пора!
Старик, тяжело встав из-за стола, прошел в угол горницы, где стоял сундук, открыл его, достал свой парадный мундир с наградами и разложил его на кровати.
– В нем меня похоронишь! Награды только перед тем, как в землю опускать будете, сними. Оставь себе на память.
Я глядел на деда, и мои глаза наполнились влагой.
– Все, внучек. Теперь в баню. К Богу на суд надо чистым приходить.
Старый Аленин взял чистое исподнее, уже лежащее на кровати, и вышел из горницы.
«Чудит старик, – подумал я. – Но хорошо, что с ним объяснился. Теперь скрывать ничего не надо. И принял всю эту невероятность дед как-то спокойно, хотя ни одной книжки фантастической не читал».
Я подошел к столу. Завернул деньги в платок и положил обратно в шкатулку. Затем открыл ларец и долго перебирал лежащие там бумаги. В основном это были выписки из церковных книг о рождении и смерти членов семьи Алениных, поминальная книга с датами помина умерших родных, наградные листы и прочие документы. Убрав шкатулку и ларец в сундук, взял в чулане самовар и понес его на двор, чтобы наполнить водой и растопить. Дед после бани мог выпить чашек пять-шесть прям-таки обжигающего чая.
Выйдя на крыльцо, увидел, что дед с влажными волосами и бородой, в чистом исподнем уже сидит на любимой лавке у крыльца.
– Чайку – это хорошо. – Дед размашисто перекрестился. – Давай, внучек, раскочегарь самовар да в бане приберись, а я пойду прилягу, что-то ноги не держат.
Старый Аленин начал подниматься на крыльцо, пропустив спускающегося внука.
– Да, Тимофей, чуть не забыл! Домовина моя готовая на подволоке в сарае лежит.
– Деда, ну что ты все заладил: умру, домовина, похоронишь меня… Как маленький.
– Цыц у меня! Ишь, голос поднял! Еще не умер. А офицером стань, Тимоха, и науки свои полезные казакам передай. Это мой наказ тебе, Тимофей Васильевич! – с этими словами старик зашел в дом.
Я быстро наполнил свежей водой самовар, растопил его, потом сбегал в баню, вымел листья, опавшие с веников, которыми парился дед, промыл полы, лавки, замочил в щелоке грязное исподнее деда и пошел в дом. Зайдя в горницу, увидел деда, лежащего с закрытыми глазами, не на кровати, а на лавке и со скрещенными руками.
«Вот дед чудит! – подумал я. – Осталось только свечку зажженную воткнуть, и можно отпевать».
И в тот же момент неестественная желтизна щек на лице деда заставила меня броситься к старику и прижаться ухом к груди. Биения сердца слышно не было. Я прижал два пальца к сонной артерии на шее деда – пульса не было.
«Этого не может быть, – метались мысли в моей голове. – Не может быть такого! Сказал, что умрет сегодня, и умер. Он что, сердце себе остановил?»
В это мгновение будто что-то лопнуло в моем сознании. Упав на колени перед лавкой, я уронил голову на грудь деда и в голос зарыдал. Сколько проплакал, выкрикивая какие-то слова, не помню. Успокоившись и поднявшись на ноги, я, взяв длинный рушник, подвязал подбородок Афанасию Васильевичу и вышел из дома. Потом оседлал коня и поскакал в станицу, чтобы сообщить о смерти деда станичному атаману.
Глава 6
Выбор пути 2
Воспоминание о том дне наполнило меня грустью. Жалко было старого Аленина. За три месяца общения, благодаря Тимохиной составляющей моего сознания, я стал относиться к нему как к своему деду, тем более что Афанасий Васильевич был очень похож на моего родного деда, которого я сильно любил. Но именно смерть деда и его последние слова позволили мне окончательно определиться с моей дальнейшей жизнью в этом мире и наметить первые шаги.
Дед наказал мне стать офицером, чтобы передать мои военные знания из XXI века казакам. «А чем не смысл жизни?» – думал я в тот день, пока скакал в станицу, чтобы сообщить о смерти старого Аленина.
Афанасий Васильевич говорил, что в юнкерское училище принимают с семнадцати лет. У меня впереди почти три года. Есть время, чтобы разобраться с тем уровнем знаний, который необходим для поступления в училище. Больших проблем тут быть не должно, надо только как-то залегендировать для окружающих, где я этому выучился. С физической и военной подготовкой надо тоже не переборщить. Ладно, с этим со временем разберемся. Идем дальше. Поступил в училище, отлично проучился, выпустился и получил первое офицерское звание – хорунжий – и под командование полусотню казаков, вероятнее всего в Амурском полку. Это будет где-то в 1893 году. До китайского похода в 1900 году будет еще семь лет. За это время можно будет обучить кое-чему казаков и обкатать новую тактику и приемы ведения боевых действий на хунхузах, а потом же и против китайцев.